«Кто-о? – коснулся слуха бесплотный голос. – Кто? Кто? Кто-оо?»

Конь моргнул и тряхнул длинной гривой, поворачивая морду вперед. Я посмотрела туда же. Человекоподобные высокие и очень тонкие фигуры колебались возле подножия одного из деревьев. Их тела взыскривали стеклом, черты узких лиц невозможно было разглядеть.

«Кто-о?» – снова зашелестел возле лица тихий голос.

– Дем Санд, – ровно ответила я, стараясь не задерживаться та этих вытянутых лицах, чьи глаза были провалами в первородную тьму.

Фигуры качнулись, словно язычки свечей на сквозняке, на мгновение слились в одно. Потом застыли неподвижно, лишь по стеклянным их членам струились еле заметные отсветы от роящихся зелёных искр.

«Можно-о. Пусть идёт» – наконец донеслось до меня, а в отдалении снова заухало.

– Веди, Буцефал, – наклоняясь к острому торчащему уху коня, сказала я и крепче сжала пальцы на поводьях. Это все, что я ещё успела сказать и сделать перед тем, как обморок поглотил меня, унося сквозь мерцающую зелёным и серебряным тьму. Туда, где бесплотный, бесполый голос вопрошал: «Кто-о? Кто?», и меня качало на огромных медленных волнах…

…Когда это случилось? Я уже не помню. Но в другой жизни. Потому, что сначала была смерть. А потом снова – жизнь. Но в ином мире.

Я ступаю под неверные своды памяти, затянутые зыбким туманом. Сквозь ажур этих сводов то и дело проглядывает тьма – беспамятство, то, что стерлось навсегда и бередит душу невозможностью вспомнить.

Передо мной дверь с небольшим смотровым окошечком. Я знаю – не заперто. Потому берусь за круглую ручку, поворачиваю до щелчка и распахиваю створу.

Снаружи – теплый осенний день. Крыльцо и ступени засыпаны желтыми и красными листьями. Вот похожие на звезды листья клена, там – рассыпались золотыми рыбками березовые. А вот рябиновые «плюмажи» пестрят всей осенней палитрой… И красные до багрового, немного похожие на сердце, листья боярышника, обрамляющие и дверной проём.

Внезапный ветер проносится у самой земли, подхватив и закрутив все листья, взвив их вверх на манер ажурного занавеса. И когда зазвучал смех – занавес раздался, осел по краям незримой сцены, образовав кроны осенних деревьев на аллее, по которой идут двое.

Я всматриваюсь в фигуры людей, чуть прищурившись, поскольку солнечный приглушенный свет падает из-за их спин, создавая вокруг голов легкий ореол. Я знаю, почему так – оба русоволосы, у обоих волосы пушистые …

Они смеются над какой-то шуткой. Парень и девушка, примерно одного роста и даже телосложением похожи. Только и догадаться издалека, кто есть кто, по одежде: на девушке длинная юбка в стиле бохо 12 и распущенные волосы гораздо длиннее. Девушка иногда начинает кружиться, раскинув руки и поднимая подолом юбки маленькие вихри у своих ног. Юноша хлопает в ладони, хохочет. А потом вдруг достает из кармана куртки какой-то округлый предмет, подносит к губам и начинает наигрывать простенькую мелодию.

Я прислушиваюсь: кажется, какой-то ирландский мотивчик. Впрочем, при умелом обращении на окарине 13 можно даже кое-что из классики изобразить. Парень иногда пробовал, я знаю…

Они подходят ближе, еще ближе. Свет теперь не слепит, но взор все равно как будто затуманился. Однако я знаю, что они похожи, эти смешливые парень и девушка. У них одного цвета волосы, одного цвета глаза – серые как родники. Похожи до такого, что незнакомые люди принимают за близнецов… Хотя парень младше на три года.

Они совсем близко, я вижу такие мелочи, как ажурный узор на длинной вязанной кофте девушки и подвеску-кристалл на груди парня. Кристалл дымчатого хрусталя хорошо виден на белом пуловере… Из объемистой пестрой сумки на плече парня вдруг раздалось конское ржание. Естественно в ответ расхохотались оба, и даже мои губы трогает слабая улыбка. Да уж, нам палец тогда покажи – смеяться начнем, не остановить.

Пряча окарину в карман, другой рукой юноша достает из сумки телефон, смотрит на номер, перестает веселиться. Потом краснеет, немного виновато смотрит на удивленно поднявшую брови спутницу и отходит в сторону.