– Да ты поэт, – кисло улыбнулась я, наконец-то поднимаясь с земли. Виски и уши непривычно холодило, хотя надо отдать должное мастеру-ювелиру – Са-Вархи не давили нигде и не отягчали голову. Так же непривычно было ощущение распущенных волос по шее и спине, хотя казалось, урсолак мне там макраме все это время заплетал. Я потрогала родовой узел, подумав, что на досуге надо будет освоить и это искусство, глядишь, пригодится. Потом перевела взгляд на мужское собрание, рассматривающих меня, как именинный торт. Разве что тарелочек в руках – и копытах не держат!

– Очень убедительно, – наконец вынес свой вердикт Тихонький Мя. – Я бы даже сказал, что наложение пишога в этом случае было бы менее удачным вариантом.

Армуф отвесил низкий поклон, расплывшись в самодовольной улыбке. Только Буцефал смотрел с плохо скрываемым скепсисом. И вообще, вид у него был, такой, что я испытала беспокойство: даст ли в седло сесть?

– Ну, что ты стоишь босиком, как плясунья их храма Блаженной Грар?! – прикрикнул на меня Тихонький, роняя на земь сумку и грозя мне пальчиком левой ноги. – Эльфийские вельможики северных краев ходят босиком только в покоях своих невест и на похоронах! Мы что, женить тебя будем или меня хоронить?!

– Долгие лета! – хором произнесли мы с Армуфом, совершая защитные жесты. Я добавила: – Не шути так, дорогой друг. Накаркаешь.

– Шо такое? – дернул ушами фир дарриг. – Где твоя эльфийская речь и заносчивые манеры молодого выскородного паршивца? Я таки тебя спрашиваю?!

– Ye'y star-ach, firh' darrigah sert 42 ! – тут же рявкнула я, делая шаг вперед.

Армуф вздыбился и стал шарить рукой по груди, пересеченной широким ремнем. Но секира, как и мой меч, благополучно остались в доме синеносого хилера. А сам Тихонький оскалил острые зубки и довольно захихикал, покачивая перед моим носом длинным пальчиком.

– Так-то лучше, юноша! Да, так-то оно гораздо лучше! – приговаривал он. Потом добавил строгим тоном: – Вот так и говори, а если переходишь на Всеобщий, то изображай акцент. Ты же Высший Эльф, кровь с амброзией!

– Яйца с позолотой, – в сторону хмыкнул урсолак.

– Фи, Армуф, грубиян, – сморщил мордочку Тихонький, тут же добавив: – Но таки вы будет чудная компания: невоспитанный провожатый-урсолак и заносчивый эльф!

– Дайте хоть в зеркало посмотреться, изверги, – на высшем эльфийском проворчала я, натягивая сапожки, оказавшиеся на удивление в пору.

– Ой, оно тебе надо? Ну да смотри, старому Мя не жалко.

Уловить миг, когда он наложил пишог, я снова не сумела. Только что я стояла посреди залитого солнечным светом дворика – и вот уже вокруг меня полярная ночь. Под ногами в призрачном свете незнакомых, очень крупных звезд мерцал лед. Вокруг хороводом вознеслись ледяные шпили и глыбы, похожие на исполинские осколки, вонзившиеся в промерзшую твердь. Одна из таких громад находилась напротив меня. От неё веяло весьма ощутимым холодом. Поверхность же была зеркально-гладкой, и в отражении окружающее было хорошо различимо, будто на самом деле было полнолуние. Я смотрела на себя. Точнее – на молодого эльфийского вельможу, потомственного стража Крайней Цитадели. Кожа стала бледнее, благодаря нескольким слоям пудры, веки Армуф обвел темно-серыми, почти черными тенями, из-за чего глаза смотрелись ярче и как-то жутче. Плюс урсолак умудрился так подчеркнуть уголки глаз, что разрез смотрелся почти миндалевидным, а аристократической томности добавляли длинные ресницы. Волосы зачесаны назад, от висков на затылок уходят хитро переплетенные пряди, украшенные подвесками в виде крохотных звезд. На левом виске вызывающе белеет седая прядь. Я даже подумала: может, для симметрии выкрасить справа такую же?..

Са-Вархи удачно маскировали мои уши, не такие аккуратные как у настоящих эльфов.

Так что из ледяного зеркала на меня смотрел высокий узколицый эльф. Я изобразила на лице брезгливость, снисходительность, высокомерие, и невольно вздрогнула, почти не узнавая себя саму. Ну, Армуф! Не удавалось так вывернуть шею, чтобы посмотреть, что же он заплел мне на затылке, но я не сомневалась: тоже какой-нибудь родовой узел с бубенчиками!

За спиной моего зеркального двойника вдруг начала сгущаться мгла, предвещающая снежную бурю. Ночь же вокруг меня была все так же тиха, холодна и безмятежна. А там за ледяной поверхностью росчерки снега замутили воздух, все темнее становились тучи. И в них замелькали уже знакомые тени пластающихся в скачке коней. Но прежде, чем пишог лопнул разбившейся сосулькой, я увидела впереди буревой кавалькады мрачный огромный силуэт черного всадника на черном коне…

Я очнулась, чувствуя, как что-то хрустит и ломается под пальцами. Ошалело глянула вниз. Ф-фух, спинка скамейки!

– Ну, ты!.. – только и смог выдавить из себя Армуф, успевший сбегать в домик и теперь стоявший напротив меня с секирой наперевес.

– Все нормально, – просипел я, кашлянула и повторил: – An sel'als 43 .

– А вот это ты правильно, – одобрительно заметил фир дарриг, глядя с прищуром. – Ну, насмотрелась? А я таки тебя предупреждал, оно тебе надо?

Я отмахнулась свободной рукой, рассматривая щепки в ладони другой. Да, жалко, резная спинка скамьи понесла ощутимый ущерб: один из грифонов остался без головы. В ухо мне раздалось горячее фырканье. Я прянула назад и наткнулась на насмешливый взгляда Буцефала. Тот снова фыркнул мне прямо в лицо и нетерпеливо топнул копытом. Как ни странно, его поняли все.

– Всё, мальчики, утомили вы старого Мя, старый Мя желает отдыхать и не видеть ваших глупых лиц ближайшие лет сто. – Тихонький махнул ручкой на сиротливо лежавшую на земле сумку (я заметила, что плотная кожа, из которой та была сшита, как-то странно поблекла, словно выцвела). – Забирайте свои вещи и железки, и с глаз моих долой!