Пожалуй, нет ни одной страны в мире, где китобойный промысел играл бы такую важную роль, как на Фарерских островах. Мясо кита гринды — основной продукт питания фарерцев. Кит гринда — малютка среди своих сородичей; его длина 4–5 метров. Обитает гринда в Северной Атлантике и обычно ходит стадами от 100 до 1000 голов, появляясь у Фарер чаще всего в июле — сентябре.

При сообщении о появлении гринды все владельцы гребных и моторных лодок оцепляют стадо и гонят его в ближайшую бухту. Закрыв выходы из бухты, фарерцы ударами ручных гарпунов ранят ближайших гринд, те бросаются к берегу, гоня перед собой остальных китов. Побоище в бухте привлекает жителей ближайших деревень. Для фарерцев это не только средство к существованию, но и своеобразный спорт, который иностранцы, сравнивая с испанским боем быков, образно назвали фарерской «корридой».

Когда киты убиты и вытащены на берег, участники промысла по существующей тысячелетней традиции избирают распределителя добычи. Крупнейшую гринду отдают тому, кто первый заметил и подал сигнал. Затем наделяют всех остальных участников. Даже зрители и туристы получают по кусочку в честь удачного промысла.

Всю ночь китобои празднуют удачу в охоте на гринду: едят вареное и жареное китовое мясо, поют традиционные песни, цепочкой, взявшись за руки, танцуют древний танец. Праздник после «корриды» затягивается до утра.

(«Вокруг света», 1964, № 3)

Пять кастрюль гладиаторов…

Задняя комната харчевни, перед входом в которую висели освежеванные и слегка обжаренные оранжевые утки и шипели на противне лепешки, была полна народу. Человек двадцать скопилось в центре, окружив нечто, полностью захватившее их внимание, а несколько человек сидело на корточках перед кастрюлями, кастрюльками и баночками, закрытыми крышками или завязанными марлей.

Заинтригованный таинственным действом, я перебрался поближе к ряду закрытых кастрюль и тоже присел на корточки, ожидая, пока с них снимут крышки. И вот с ближайшей ко мне кастрюли сняли крышку. Бережно, будто суп мог выпрыгнуть.

Но оказалось, что это не суп. Ничего общего с супом. На дне кастрюли миролюбиво толкались с десяток больших сверчков. И только.

Извлек сверчка из своей кастрюли и давешний прохожий. Кое-кто из посетителей полез себе под рубашку, достал оттуда маленькие коробочки. Там тоже оказались сверчки. И тогда я почему-то вспомнил о тараканьих бегах — на что еще могут понадобиться эти прыгучие насекомые явно небогатым людям, собравшимся в задней комнате дешевого ресторанчика?

Шел отбор сверчков. Хозяева еще раз оценивали любимцев, разглядывали, склонившись, ноги и усики. Прошло еще несколько минут, прежде чем два сверчка были пересажены в бадейку.

Мне, как гостю на детском празднике, было выделено место у самой бадейки, под лампой. Владельцы насекомых уселись на корточки друг против друга, достали кисточки и принялись щекотать сверчков. Сверчки расправляли крылышки, поводили усами и двигались все быстрее и быстрее — начинали злиться. И по мере того как они, еще не обращая внимания на соседа по бадейке, все больше суетились, росло напряжение и среди зрителей. Кто-то навалился мне на спину, кто-то дышал прямо в ухо, зашуршал банкнот — кто-то ставил на одного из сверчков. Комнату охватывал азарт, он как сильный жар в этом и без того жарком помещении исходил из круглой бадейки, где два маленьких сверчка вдруг поглядели друг на дружку и с неожиданной яростью бросились в бой.

Сверчки оказались настоящими турнирными бойцами. Они толкались лбами, старались дотянуться до противника сильными задними ногами, раскрывали крылья, подпрыгивали, как петухи. Я поймал себя на том, что с волнением слежу за действиями сверчка поменьше ростом, желаю ему победы и уже не могу оторвать глаз от кипящего боя.

Вдруг случилась беда. Беда для меня и других болельщиков малыша. Под ударом противника он опрокинулся на спину. Хозяин тут же начал переворачивать повергнутого бойца, но сверчок, видно, догадался, что лежать на спине безопаснее — противник тут же терял всякий интерес к бою и отбегал к стене, стараясь найти выход.

Три раза малыша переворачивали на живот, и три раза он при приближении противника ложился лапками кверху. После третьего раза бой был закончен. Перерыв. Я незаметно выбрался из толпы и вышел на улицу.

Что ж, думал я, пожалуй, это самый безобидный из боев, на которые ходят любоваться люди. Он миниатюрен во всем — даже в размерах бойцов. За мной из ресторанчика вышел аптекарь. Вид у него был чуть виноватый. Увидев меня, он подошел.

— Не осуждай их, — сказал он. — В жизни так мало развлечений.

— А за что осуждать? — удивился я, собираясь поведать случайному знакомому свои мудрые рассуждения о невинности этой забавы.

— Но это так опасно, — сказал аптекарь искренне. — Такие большие деньги. Недаром эти бои запрещены во многих городах.

И он рассказал о том, что виденное мною — детская игра по сравнению с настоящим бизнесом, в который превращены сверчковые драки в некоторых странах Азии. Спорт этот (если можно условно применить столь благородное слово к бою сверчков) родился в Китае тысячи лет назад. Он порой так захватывал людей, что случались трагедии. Известно, что полководец сунской династии Ця Су-тао лет восемьсот назад настолько увлекся боями сверчков, что забыл об армии, которой командовал, и армию разгромил противник.