Скорей всего он перегрелся.

Почему я это говорю? Потому что в субботу днём я был на выставке собак в Пионерском парке и видел там Антона Поликарповича. Он-то меня, возможно, не заметил, но я его видел.

Когда часы в приёмной пробили два раза, директор сказал: «Ну, хватит, товарищи! Поразвлекались, пора за дело»,— и проследовал к себе в кабинет.

И все, ничего не говоря, разошлись по своим местам.

А я остался наедине с Плешаковым и сказал ему так. Я ему так сказал: «Одного я не могу понять: или наш Антон Поликарпович — кристальная личность, или этот ваш аппарат вышел из строя».

Плешаков усмехнулся, посмотрел на меня и сказал: «Вы же мне сорвали технический эксперимент». Я говорю: «А я-то здесь при чём?» А он говорит: «Когда вы вскочили и подвинули стул директору, вы задели провод и нарушили всю мою систему». Я спрашиваю: «Какую систему?»

А он говорит: «Какую надо».

Услышав эти слова, я сразу ничего не сказал, но когда пришёл к себе в комнату, подумал: «Нет, не для того государство дало Плешакову высшее техническое образование, чтобы он откалывал такие трюки с руководством и с отдельными сотрудниками».

Вообще-то за такое дело надо бы ему врезать как следует, но, честно говоря, неохота с ним связываться.

Карманов взглянул на часы, побарабанил пальцами по столу и озабоченно сказал:

— Весна. Выставляется первая рама…

— Намек понят,— сказал Рябцев.— Руководство лаборатории доводит до всеобщего сведения, что на дворе май, а пятнадцатого последний срок сдачи работы.

— Какие будут соображения? — спросил Карманов.— Только покороче.

— Насколько я понимаю, нам надо поднажать,— сказал Микеладзе.

— Реваз прав,— сказала Лида Меньшова.— Сейчас, как никогда, важна чёткая слаженность всех звеньев.

— Это точно,— сказал Мыльников.— Лично я даю слово, что к пятнадцатому у меня всё будет в ажуре.

— Счастливый человек,— сказал Рябцев.

— Счастье — это достижение цели,— сказал Мыльников.

— Умница! — сказал Микеладзе. — Разреши мне считать себя твоим современником.

— Пожалуйста.

— Большое спасибо.

— Братцы, сберегите свои реплики для сборника «Физики шутят».— Карманов повернулся к Мыльникову:

— Ты гарантируешь, что по твоей линии всё будет в порядке?

— Стопроцентно.

— «Не верю!» — говорит Станиславский.

— Попрошу Рябцева не демонстрировать свой высокий культурный уровень,— сказал Мыльников.— Ещё раз говорю вам — всё будет сделано. Клянусь. Голову даю на отсечение.

— Не подведёшь?

— Человек дал слово и даёт голову на отсечение,— сказала Лида Меньшова, с уважением посмотрев на Мыльникова.

— В наш век такое предложение ни к чему не обязывает,— сказал Рябцев.

— Почему же? — обиделся Мыльников.— Вас, может, и не обязывает, а лично меня обязывает.

— Это уже интересно,— сказал Микеладзе.— Но я хотел бы знать, как ты выйдешь из положения, если опять всех подведёшь.

— Я выполню своё обещание,— сказал Мыльников, и в голосе его прозвенел металл.

— Хорошо. Ладно,— сказал Карманов.— Значит, я с твоего разрешения доложу директору института, что ты дал слово и отвечаешь головой.

— Всё правильно,— подтвердил Мыльников.

— Запомните сегодняшний день.— Микеладзе указал на календарь.— Через десять дней мы будем свидетелями или торжества науки и техники, или небольшого жертвоприношения.

— И в первом и во втором случае,— добавил Рябцев,— надо не забыть пригласить товарищей из телевидения.

Ровно через десять дней Мыльникова вызвал директор.

Войдя к нему в кабинет, Мыльников поклонился, сел в кресло и отрешённо огляделся по сторонам.

— Товарищ Мыльников,— сказал директор,— пока вы не начали оправдываться и, как всегда, ссылаться на объективные причины, скажу вам, что это — полная безответственность. Заведующий лабораторией представил докладную, что вы опять всех подвели и задержали сдачу работы. Так это или не так?

— Так.

— А вы ещё заявили, что даёте голову на отсечение.

— Заявил.

Мыльников покосился на директора в надежде увидеть на его лице хотя бы подобие улыбки, но не увидел её. Директор был строг и официален.

— Что же с вами делать, товарищ Мыльников?

Ничего не ответив, Мыльников поправил галстук, после чего молитвенно сложил руки и устремил в потолок долгий, немигающий взгляд.

— Что же с вами делать? — повторил директор.

— Николай Николаевич,— тихо сказал Мыльников,— я не стану оправдываться. Могу сказать вам одно: я твёрдо решил сдержать своё слово…