Смотрю: из-за поворота навстречу нам идёт отара, большая, конца не видно.

Я говорю: «Какая волнующая картина, какие чудесные барашки, и, главное, сколько их!..»

Мурадов говорит: «Да, есть на что посмотреть».

Я говорю: «В этой связи имею конкретный вопрос. У вас сегодня плов будет?»

Мурадов говорит: «Скорей всего да».

Я говорю: «А если нет?»

Мурадов плечами пожимает. Откуда ему знать?

И в эту минуту у меня совершенно неожиданно рождается план.

Я говорю: «Мурадов, ты видел в кино, что ковбои умеют делать?»

Мурадов головой качает: «Нет, не видел».

Я говорю: «Сейчас увидишь». А сам думаю: «Номер будет исполнен исключительно для демонстрации силы и ловкости». А вслух говорю: «Давай для страховки захватим с собой барашка».

Мурадов говорит: «Какого барашка?»

Я говорю: «Какой подвернётся! Один барашек в отаре — это же песчинка в море. Капля в пустыне».

Мурадов говорит: «Весёлый вы человек, товарищ директор».

Я говорю: «Правильно». А сам открываю дверцу «газика» и хватаю на ходу первого попавшегося барашка. Хватаю и тяну на себя!..

Будьте любезны, дайте ещё разок прикурить. Спасибо.

Говорят, что кино — сплошная выдумка, фантазия. Возможно, так оно и есть. Но я считаю, что жизнь богаче любой фантазии.

Я тогда понятия не имел, сколько в той отаре было овец и баранов. Это не имеет никакого значения. Дело не в этом.

А дело в том, что, кроме чабанов, отару сопровождала, в смысле — охраняла от волков и прочих хищников, одна-единственная овчарка, но какая!..

Вы уже, конечно, поняли, с кем я выкинул свой ковбойский трюк, кого именно я схватил за шкирку в тот лунный вечер.

Если вы читали произведения Конан Дойля, то я скажу вам, что баскервильская собака, которая наводила на всех страх и ужас, по сравнению с той колхозной овчаркой просто щенок)

Очень мне нравится читать про то, как благодаря силе своего ума сотрудники уголовного розыска, следователи, а иногда и любители вроде меня разгадывают самые запутанные преступления.

Сейчас я изложу одно дело, которое я сам на днях распутал.

Я возвращался домой из хорошей трудовой семьи, где находился в гостях по случаю новоселья. Ровно в два часа тридцать минут на углу улицы Тургенева и Малой Протяжной ко мне подошел гражданин, который был явно не в себе. Гражданин заявил, что только что буквально дочиста ограблен магазин «Ювелирторга», где лично он работает ночным сторожем. Поскольку от заявителя исходил запах спиртного, я не придал значения его словам, но он взял меня за руку и потащил за собой.

Гражданин, его фамилия оказалась Бусин, сообщил мне, что он от переутомления заснул на посту, а когда проснулся, обнаружил, что объект, который он охранял, полностью ограблен.

Не желая пока включать в это дело милицию, а по правде говоря, имея давнюю мечту проявить на практике силу своего ума, я совместно с гражданином Бусиным вошёл в торговое помещение, где глазам моим представилась следующая картина.

Все шкафы и витрины были распахнуты настежь, в некоторых оказались выбитыми стекла.

Сбоку, возле окна, висела доска с фотографиями лучших работников магазина.

Я внимательно осмотрел доску и снял с неё фотокарточку мужчины с усами. Почему я это сделал? А потому, что лицо мужчины с усами сразу же показалось мне подозрительным.

Продолжая осмотр места преступления, я нашёл на полу скомканную бумажку, исписанную шариковой ручкой.

По предъявлении бумажки Бусину последний опознал почерк директора магазина Поплавкова — как раз того самого гражданина с усами, чья фотокарточка была уже у меня в руках.

Я прочитал записку: «И. Ф. Мы же, когда сидели, точно обо всём договорились. Я больше ждать не могу. Мы горим. Пора делать дело».

Я опять перечитал найденную мной записку, и меня заинтересовала одна фраза: «Мы же, когда сидели, точно обо всём договорились». Тут я весь свой ум направил на то, чтобы понять, что Поплавков имел в виду, когда написал «сидели». Одно дело — сидели в кафе или в ресторане и совсем другое, если они сидели там, где иногда сидят в соответствии с Уголовным кодексом.