— М-да, — сказал Илларион, обводя взглядом ряды окон. Почти во всех окнах торчали заинтересованные лица: суббота, все сидели по домам и были рады бесплатному представлению. — Особо опасного, говорите? Все то же солнце ходит надо мной, но и оно не блещет новизной, — грустно процитировал он.

— Что? — не понял майор.

— Не «что», а «кто». Это Шекспир. Классику надо знать, майор. Иногда это оказывается полезным. Можно спросить, из-за чего горит сыр-бор? Что происходит?

— Происходит арест по обвинению в убийстве писателя Игоря Старкова. Хотите посмотреть на ордер?

— Старков убит?! Тогда ясно, почему вы пришли ко мне…

— Вот именно. Так предъявить вам ордер?

— А то как же. Сами говорите — процедура. Хотя должен вам сказать, что вы глубоко заблуждаетесь.

— Вот, читайте, — Гранкин протянул ему ордер. — А насчет того, заблуждаюсь я или нет, мы поговорим в другом месте.

— Поговорим… Тут написано: обыск. Надеюсь, ваши люди еще не высадили дверь? Возьмите ключи. Вот эти от квартиры, а эти от машины. И поаккуратнее с книгами, пожалуйста. Уверяю вас, они тут ни при чем.

— Не беспокойтесь.

— Да уж, не беспокойтесь… Ну, куда садиться?

Его усадили в «Волгу», и автомобиль, фыркнув выхлопной трубой, вырулил через узкое жерло арки на Малую Грузинскую.

Разговор продолжился в тесном кабинете, стены которого были оклеены выцветшими обоями, а на окне красовалось сомнительное украшение в виде частой решетки.

— Присаживайтесь, — не поднимая головы от бумаг, сказал майор Гранкин, когда Иллариона ввели в кабинет. — Можете курить.

Илларион вынул из предложенной пачки сигарету, повертел в пальцах и положил на стол.

— Спасибо.

— Что так? — продолжая быстро писать, спросил Гранкин. — Учтите, в камере вам курить не дадут.

— Яд, мудрецом предложенный, возьми, из рук же дурака не принимай бальзама, — заявил Илларион.

— Дурак — это, надо понимать, я? — уточнил майор.

— Кто вас знает. Но ведете вы себя соответственно.

— Со-от-вет-ствен-но, — по слогам повторил майор, поставил жирную точку в отчете, который писал, и отодвинул его в сторону. — Ну, ладно. Посмотрим, такой ли я дурак, как вам кажется. Итак, что вы делали сегодня ночью?

— По ночам я обычно сплю.

— Это обычно, А сегодня ночью что вы делали?

— Спал. Подтвердить этого никто не может, так что поехали дальше.

— Хорошо… А во сколько, если не секрет, вы легли?

— Не секрет. Я лег в половине двенадцатого — плюс-минус десять минут. Вернулся из казино и лег спать. Кстати, это может подтвердить мой сосед по площадке. Когда я поднимался к себе, он как раз шел навстречу с мусорным ведром.

— Ничего подобного, — сказал майор. — Ваш сосед утверждает, что не видел вас с самого утра.

— Он что, обалдел? — опешил Илларион. — Может быть, это не тот?

— Тот, тот. Шинкарев Сергей Дмитриевич.

«Вот оно что, — подумал Илларион. — Сволочь ты, однако, Сергей Дмитриевич Шинкарев. Решил, значит, избавиться от соперника… Ибо сказано: не возжелай жены ближнего своего, иначе будет тебе дальняя дорога и долгий приют в казенном доме…» Он так огорчился, что пропустил следующий вопрос Гранкина.

— Простите, что вы сказали? — переспросил он.

— Я спрашиваю, что вы делали а казино?

— И даже не спрашиваете, в каком. Вы же отлично знаете, что я был на презентации этой книги Старкова, как бишь ее… «Спецназ в локальных войнах», вот. Соседка пригласила, жена этого самого Шинкарева, Алла Петровна. Кстати, я хотел бы попросить вас об очной ставке с Шинкаревым. Он беззастенчиво врет, и я хочу узнать, почему он это делает.

— Будет вам очная ставка. Только не забывайте, что вы не следователь, а как раз наоборот. Расскажите подробно, что произошло между вами и Старковым на презентации.

— Ну, дословно я вам, конечно, рассказать не смогу… В общем, книга у него вышла дрянная, причем заведомо дрянная, потому что писал он ее ради денег и совершенно не зная материала. Вы можете в этом сами убедиться. Думаю, даже ваших знаний хватит на то, чтобы во всем разобраться. Короче говоря, я ему так и сказал… причем, заметьте, он сам ко мне подошел. Мы поспорили… крепко поспорили, не скрою. Он даже немножечко вспылил.

— А вы?

— А я извинился и ушел.

— И все?

— В общем, да.