Второй важный момент – то, что выигрыш, в том числе экономический, будет получать тот, кто быстрее меняется, кто более гибкий. Так, число предприятий, для которых непрерывные изменения становятся стабильностью и переводятся из форс-мажора в практику регулярного менеджмента, будет все время расти. Дальнейшее распространение таких механизмов как agile, корпоративное предпринимательство, корпоративные университеты будет продолжаться.

С другой стороны, в условиях быстрых изменений, дополнительные конкурентные преимущества получат малый и средний бизнес, стартапы, у которых мотивация и скорость принятия решений могут быть выше, нежели у многих крупных компаний. Соответственно, дополнительно повышается приоритет специализированных механизмов финансирования стартапов, таких как венчурное финансирование, бизнес-ангельство, чтобы помочь тем, кто находится в начале жизненного цикла, выйти на масштаб, позволяющий успешно работать.

Если резюмировать – будет обеспечен ответ на вызов, связанный с необходимостью учета нематериальной, мотивационной составляющей в работе. И гарантирована трансформация инструментов управления крупных компаний, которая приведет к ускорению темпов корпоративных инноваций.

Василий Буров: Мне кажется, что история про общественные отношения, про вовлечение людей в общественное, очень важна. Сейчас мы и те, кто немного младше, по сути, – последние, кто реально представляет, что такое не быть постоянно на связи. И это история про социальные отношения, про возможную взаимопомощь и пр. Когда исчезает необходимость посредников, увязывающих людей в разное время и в разном месте, это сильно меняет социальное поведение и горизонтальные социальные отношения. Новые отношения пока не родились, но есть их некий субститут. Я говорю именно о части коммуникации человек-человек в сети, которая еще никогда не была такой плотной, как сейчас.

Артем Шадрин: И этому способствуют технологии, тот же самый ВКС – видео-конференцсвязь.

Кирилл Игнатьев: Продолжая первое выступление, хочу предложить несколько тезисов из сегодняшнего, так сказать, «завтра». Сначала следует сделать две оговорки.

Пока не сменится текущий технологический уклад, экономика, которая еще вчера развивалась по глобальной модели, станет смешанной (глобально – блоковой), будет подстраиваться под принятие санкций, создание тактических союзов и конфликты. Исходя из этого, можно предвидеть и появление параллельных технологических сервисов в каждом блоке, и рост новых форм коррупции, связанных уже не с лидирующей ролью государства, а с введением межблоковых ограничений и их обходом. Коррупция, можно сказать, перемещается на международный уровень.

И второе, когда мы рассматриваем экономику будущего, 10 % мы всегда закладываем на сценарии экономики «черных лебедей», то есть, на случай, грубо говоря, апокалипсиса, глобальной катастрофы (типа мировой войны или извержения супервулкана). Необходимо учитывать даже маловероятные варианты.

Что же касается базового сценария – экономики поступательного развития – первое, что произойдет – это резкое сокращение работы по найму в штатах компаний в горизонте двух поколений. Покупаться будут компетенции и навыки, а не рабочее время. И второе, исходя из сегодняшней ситуации обострения глобальных конфликтов, очевидно, что экономика устанет от стрессового состояния, и мы увидим значительный рост тренда на антропономику, то есть человекоцентричную экономику, которая будет ориентирована на гуманные ценности, на ЗОЖ, на ценности человеческой жизни, медицину, экологию и т. д. Я предвижу роль именно этого сектора как точки самого главного и бурного роста.

Еще один из важных моментов – предиктивный характер экономики, который определяют сегодня технологии. Этот тренд фактически уничтожит кризисы перепроизводства, поскольку основное будет происходить по заказу. Соответственно, изменятся и механизмы монетизации.

Производство очков с выходом в интернет, позволяющих транслировать картинку нашего зрения, изменит социальные сети. Сейчас мы размещаем в соцсетях фото и видео, а с распространением такого гаджета будем просто стримить и моментально покупать. Буквально – монетизация по принципу: «увидел, моргнул, дал голосовую команду, купил». А это, кстати, означает уход огромного пласта сферы рекламы, торговли и пр. Или, к примеру, уход от наличных – минус традиционные формы коррупции, минус черный рынок, минус неконтролируемые потоки. Но в то же самое время появится рынок дополнительных субъектов, цифровых двойников. Виртуальный рынок, который уже не особо привязан к такому субъекту, как человек.

А в отдаленной перспективе я бы отметил постепенную замену большой энергетики на другие источники – термоядерная энергетика, получение энергии из болот, из океана, из космоса. И это уже означает кардинальное изменение существующих экономических моделей, связанных с традиционными источниками.

Василий Буров: Мы сейчас дискутируем скорее не про то, появится что-то или нет, а про то, какие последствия это вызовет. Тут уже возможно обсуждать большое количество сценариев, порожденных неизбежным. Единственный сценарий, который уводит совершенно в другую сторону, – если случится всеобщая ядерная война, его мы оставляем за скобками.

Мне важной кажется тема искусственного интеллекта. Как бы на ней ни хайповали, она, что называется, вызрела, и изменения грядут фундаментальные, а происходят они именно из-за того «всеобщего коннекта», о котором говорилось ранее. Это дает непрерывную фактическую прозрачность нашей жизни. И совершенно очевидно, что сейчас это технология, которую недооценили – ведь, по сути, мы научились заменять живое, хоть и делаем это пока в качестве эксперимента и крайне ограниченно. Но на протяжении двух поколений это станет нормой, мы – человечество – научимся извлекать из этого выгоду.

Искусственный интеллект очень хорошо отрабатывает несложную интеллектуальную деятельность. До недавнего времени считалось, что в условно креативных индустриях искусственный интеллект все равно работает хуже человека, сейчас по крайней мере в области райтерства или создания иллюстраций уже не так. А надо понимать, что основная часть рынка (в деньгах и занятости) – это совсем не Шагал, Прокофьев и Чехов, а производители массы одноразовых произведений – которые больше не нужны. Так что искусственный интеллект не сможет заменить человека лишь до момента, пока все институционально устроено так, как мы привыкли. Это же произойдет везде, даже в таких сферах как госуправление. Хотя, например, заменить высокоуровневых чиновников довольно сложно, иначе формирование политики превратится в вырожденные утопические случаи с чистой рациональностью правил (что, как история показывает, до добра не доводит). Скорее всего, кардинально трансформируются устройство и роль государства, но это все равно будет конструкция, в которой люди нужны.