Рассвет первоначальных лет моих:

Свет веры н правдивое ученье

Христа, - тот храм, в который нас ведут

Врата небес, крещение святое,

Из таинств церкви первое. Отдав

Супружеству ту дань, что служит общей

Для всех, кто в узы брака заключен,

Родители мои, из благочестья

Покинув мир, вступили в монастырь,

В две разные обители замкнулись,

Где жили в целомудрии, пока

Последней грани жизнь их не коснулась.

Тогда, тысячекратно показав,

Как сильно правоверное их рвенье,

Они душою с небом сочетались,

А прах телесный предали земле.

Пять лет, как сирота, я оставался

На попеченьи женщины святой,

Пять раз двенадцать знаков зодиака

В единой сфере солнцем озарились,

Как Бог взыскал меня своим вниманьем,

Во мне явив могущество свое:

Всегда своим орудьем избирает

Он существа смиренные, дабы

Величие свое с сделать явным

И чтоб Ему здесь в мире надлежала

Лишь одному божественная слава.

И вот однажды, - Небо призываю

В свидетели, не суетная гордость,

А только ревность веры побуждает

Меня повествовать о сих делах,

Не мной, а небесами сотворенных,

Приходит к двери дома моего

Один слепой, чье имя было Гермас,

И говорит: "Сюда я послан Богом,

Он повелел, чтоб именем Его

Ты даровал мне зрение". Покорно

Велению такому повинуясь,

Я сотворил над мертвыми глазами

Таинственное знаменье креста,

И вдруг из тьмы они вернулись к свету.

В другой же раз, окутавшись, как дымом,

Густыми облаками, небеса

Вступили в распрю с миром, посылая

Потоки снега быстрые в таком

Непобедимом множестве, что только

Растаял он под жгучим светом солнца,

Как улицы в каналы превратил

И затопил селение, и стали

Дома как бы суда из кирпичей,

Как корабли чудесные из камня.

Кто видел, чтобы можно было плавать

По высям гор? и кто по зыби водной

Носиться мог среди лесных вершин?

Я сотворил над дикими водами

Таинственное знаменье креста,

Замерзшим языком я повелел им

Во имя Бога вновь туда вступить,

Где прежде им приют был предначертан,

И воды, повинуясь, отошли,

И в миг один земля сухою стала.

О, кто хвалы не вознесет Тебе,

Великий Боже! Кто не возжелает

Тебя любить и сердцем исповедать!

И большее я мог бы рассказать,

Но голос мой смирением удержан,

Молчат уста, немеет мой язык.

Я вырос наконец, не столько склонный

К военным браням, сколько к правде знанья,

Священному Писанию и чтенью

Житий святых, чья школа учит нас

Благоговенью, вере, упованью

И милосердной сладости любви.

И вот, - в те дни, как этим я был занят,

Однажды вышел я на берег моря,

С кой-кем из сотоварищей моих,

Вдруг там, где находились мы у взморья,

Пристал корабль какой-то, и с него

Толпой вооруженною сорвались

Корсары, бич морей, и взяли в плен

Меня и всех других! И чтоб добычей

Не рисковать, - поднявши паруса,

Они, не медля, снова вышли в море.

Был капитаном этого судна

Филипс Роки, дерзостный настолько,

Что если бы с земли исчезла дерзость,

Ее нашли бы в сердце у него.

Уж много дней опустошал он море

И берега Ирландии, повсюду

Производя убийства и грабеж.

Из всей толпы захваченной меня лишь

Оставил он в живых: как говорил он,

Меня тебе отдать он был намерен,

В знак подданства, как твоего раба,

О, как бывает горестно обманут

В своих желаньях темный человек,

Замыслив что-нибудь помимо Бога.

Прямой свидетель этому - Филипо,

На дне морском. Не дальше как сегодня,

В безветрие, уже в виду земли.

Возникшей над спокойной гладью моря,

В одно мгновенье рухнул план его.

Встал ветер и завыл в своих глубоких

И впалых недрах, море застонало,