— Соболев, не обращай внимание на предупреждение, — услышал я голос Галкина, — оно для меня. Просто выполняй приказ. Сосредоточься и напитай снаряд всем чем можешь.

Ну ладно, всем чем могу значит всем чем могу, как хотите.

Я отключился от нейроинтерфейса и огляделся. Места в башне было достаточно для того что я хотел сейчас сделать. Это хорошо.

— Так, господа моряки, заранее прошу прощения и ничему не удивляйтесь. Лера, ты мне нужна ,оборачивайся и вливай в меня силу.

Сказав это я сосредоточился. Через пару мгновений я уже был белым соболем, а затем почувствовал как мои вены наполнила сила. Вернее СИЛА, это был первый раз когда Лера меня баффала как анимаг.

Я снова лёг в ложемент и подключился к нейроинтерфейсу. Хорошо что тут всё сделано с запасом и я поместился на своё рабочее место.

Ну а потом я сосредоточился послал всю свою силу в снаряд…

— Выстрел, командир, — сказал Иванов Чайкину. Адмирал и сам видел как бабахнуло центральное орудие второй башни главного калибра и молча кивнул.

— Расчётное время пять минут десять секунд.

Это время тянулось для Чайкина нестерпимо медленно. Адмиралу валом поступали отчеты, как никак его дивизия линкоров вела сейчас бой с превосходящим противником.

Дежурные постоянно докладывали и о результатах стрельбы кораблей дивизии и о повреждениях и потерях, как без них. Но сейчас это было не главное.

Главным был полёт одного единственного снаряда, Тонны концентрированной смерти, заряженной силой совсем молодого пацана, графа Алексея Соболева.

— Есть попадание, командир! Оцениваю повреждения… Подрыв боезапаса! — Голос Иванов буквально кричал и его голос от напряжения сорвался на хрип, — Противник уничтожен!

Это был не то что золотой — бриллиантовый выстрел! Соболев попал в один из погребов боезапаса, тот в котором хранились спецбоеприпасы для морских бомбардировщиков.

Тяжеленный снаряд пробил полетную палубу, разворотил один из самолетных лифтов, не взорвавшись насквозь прошел через подпалубный ангар, попутно превратив в металлолом парочку самолетов, которые шведы готовили на взлёт, а потом угодил в погреб спец боеприпасов. Там смертоносная махина как будто задумалась, а потом сработал взрыватель.

На месте корабля водоизмещением под сто тысяч тонн расцвел чудовищный огненный цветок. “Скагеррак” буквально смело с поверхности моря а его обломки засыпали два идущих рядом эсминца УРО, превратив их в пылающие костры.

Один снаряд уничтожил целую авиагруппу, авианосец, два эсминца и убил семь тысяч моряков и лётчиков. Таких попаданий на флоте их Императорских Величеств никогда не было.

Первая фаза эскадренного боя шли ровно так как и предполагал адмирал Касаткин. Оба флота уже вошли в зону досягаемости орудий главного калибра линкоров и сейчас эти властители морей старательно избивали друг друга.

У противника после лакишота “Цесаревича” потерял ход “Нассау” его можно было пока, до восстановления управляемости, можно было не учитывать.

Но вот остальные шестнадцать линкоров германо-скандинавской эскадры развернулись в боевой порядок и сейчас вовсю засыпали снарядами линкоры лейб-гвардейской эскадры.

Соотношение было такое что рано или поздно враг принудит к молчанью или уничтожит линкоры обеих дивизий Касаткина, потом выбьет эсминцы ПРО и ПВО, отгонит обратно, в глубь финского залива, авианосцы с уничтоженными авиагруппами. А дальше всё. Добьет выживших.

Закономерный исход сражения, в общем-то.

Тем удивительнее было сообщение от авиаразведки, которое тут-же дополнилось докладом вице-адмирала Чайкина.

— Мирон Юрьевич, только что “Цесаревич” потопил “Скагеррак” и эсминцы “Вестергётланд” и “Остерготланд”! Одним выстрелом! Расстояние для стрельбы было запредельным но граф Соболев попал!

— Понял тебя Никифор Петрович, куда ты засунул Соболева? Тишина на мостике! — рявкнул Касаткин на своих офицеров, он нутром почувствовал что разговор с Чайкиным важнее чем все доклады вместе взятые.

— Башня ГК-2, командир капитан-лейтенант Галкин Филипп Бедросович.

— Румын что-ли, — зачем то спросил Касаткин.

— Болгарин, а что сейчас есть разница?

— Нет, конечно. Дай мне этого Галкина.

Через секунду Касаткин услышал в гарнитуре новый голос.

— Капитан-лейтенант Галкин, господин адмирал.

— Галкин, выведи мне на экран твою башню и дай мне Соболева.

— Слушаюсь.

Перед Касаткиным тут-же появилось изображение внутренностей втророй башни главного калибра “Цесаревича”. Командир лейб-гвардейской эскадры смотрел на двух анимагов — белого, с красным соболя, который лежал в ложементе и такой-же ослепительно белой кошки, она стояла за соболем, положив тому руки на плечи.