Речь обо мне. Забыть навряд ли

Могли вы также, что вполне

Мой ум пленен был нежным счастьем.

Не нужно мне давать оценку,

Насколько страсть была предельна:

Я португалец, в этом все,

И слов дальнейших тут не нужно.

Донья Хуана де Менесес

Мой обожаемый владыка,

Царица жизни, светлый лик,

Пытаясь восхвалить достойно

Восторг ее очарованья,

В бессилии слабеет голос,

Дыханье гаснет в немоте,

Затем что божеству такому

Сама Любовь приносит жертвы,

Пред ней алтарь себе построив,

И этот образ взяв в свой храм,

Два года жили мы в покое

Влюбленные: у чувства, если

Оно взаимность повстречало,

Для ревности причины нет,

Божественною красотою

Питается лишь столько ревность,

Чтоб легким страхом, чтоб боязнью

Будить любовь еще сильней,

Не убивать ее презреньем.

С такою ревностью любил я

Все более и был доволен:

Когда без ревности любовь,

Так без души она есть тело.

Ведь тому, кто врачеваньем

Избрал отраву, раздувая

Живой огонь в немой золе,

Кто зверя делает домашним,

Владеющего силой яда,

Кто море бороздит надменно,

В непрочной веселясь ладье!

Беда тому, кто посмеяться

Над ревностью своею вздумал!

Он пробует, шутя, отраву,

Ее вкусивши, он мертвец,

Он веселит в себе ехидну,

Она ему ломает сердце,

Играет хрусталем он тонким,

И гроб находит в хрустале.

Затем что если ревность - ревность,

И явится как таковая,

Она есть море, пламень ярый,

Ехидна, мед, но в меде яд.

Причиной для моей отравы

Был превосходный кабальеро,

Учтивый, храбрый и разумный,

Его я не затрону честь,

Хоть пролил кровь его, отмщая

Мое жестокое мученье:

Одно - убить своею сталью,

Другое - ранить языком.

И потому я полагаю,

Что никогда, врага имея,

Я на него не нападаю,

Когда он где-то в стороне.

Итак, скажу, не оскорбляя

Его, что этот кабальеро,

Ее отца просил, и в жены

Ее судил ему отец.

Скажу, чтобы сказать все сразу,

Он был богат, того довольно.

Участвовали в договоре

Тот, кто богат и кто скупец.

И наконец настал день свадьбы...

Верней, о, небеса, день смерти,

Веселье с трауром смешалось,

День свадьбы днем был похорон,

Едва сошлись друзья, родные,

И ночь покров сгустила черный,

Как я, исполнен дерзновенья,

В ее вошел внезапно дом,

И новобрачного бесстрашно

Среди собравшихся нашел я,

В одну минуту говорили

С ним мой язык, моя рука.

Язык промолвил: "Я властитель

Той красоты". Рука взмахнула

Кинжалом, два свершив удара,

И на полу лежал мертвец.

Так гром и молнию явили

Кинжал и голос говоривший,

Клинок мой - свет родил внезапный,

А голос - прозвучал как гром.

Смутились все, и между всеми

Не жить, а биться расположен,

Чтобы отчаянью отдаться,

И, умирая, убивать,

Донью Хуану ухватил я,

При этой смуте и тревоге

Нетрудно было сделать это,

Лишь миг, она уж на коне...

Не на коне! Что говорю я?

На вихре, на крылатом ветре,

Но для чего слова мне тратить,

Хвалы слагая быстроте?

Скажу одно: он столь был легким,

И столь послушным, что казался

Мне быстрым - в час, когда он бегство

Осуществлял, свершая бег.

Рубеж мелькнул нам Португальский,

И миновали мы границу,

Приветствовали мы Кастилью,

И пристань верную нам в ней.

Уверены, что в вас защиту

Найдем, примчались мы проворно,

Луис Перес, в Сальватиерру,

И вот у ваших ног я здесь.

(Становится на колени.)

Друзья мы, дружба необманна,

Запишет нашу дружбу время

На плитах из нетленной бронзы,

Несчастью дайте вы приют,

Не потому что здесь несчастный,

А потому что к вам прибег он,

И в этом благородный связан,