И вашу боль и ваш недуг

Хочу...

Мануэль

Что ж, приступлю к рассказу.

Помните ли вы, Луис,

Если под золой разлуки

Пламя дружбы не зачахло,

О счастливых днях, когда

Вы, Кастилию покинув,

Поселились в Лисабоне

И мой скромный дом почтен был

Вашим, друг мой, пребываньем?..

Впрочем, не об этом речь,

Самого себя сегодня

Темой изберу. Ведь вам

Памятно, что я в ту пору,

Вас пленив своим участьем,

Сам был пленником любви.

Силу чувства силой слова

Нет нужды изображать мне

Ведь сказав: "Я португалец!",

Этим выскажу я все!

О души моей владыка,

Донья Хуана де Менесес!

Красоты ее сиянье

Помрачало свет небесный

И в груди моей дыханье

Заставляло замереть.

Ведь, признав ее богиней,

Купидон, любви кудесник,

Жертвенник воздвиг во храме

И курил ей фимиам.

В неге и любви два года

Пролетели незаметно,

Были сном они счастливым.

Хоть считалась Хуана всеми

Божеством, - из всех мучений

Ревности я знал лишь те, что

Будят мнительность и страхи,

Но они лишь раздувают

Наш костер, не понуждая

Растоптать его с презреньем.

Упоенный чувством этим,

Думал я, слепой счастливец,

Что без ревности любовь

Это тело без души.

Горе тем, кто горечь яда

Счел целительным бальзамом,

Тем, кто смел в застывшем пепле

Пробудить дремавший пламень,

Тем, кто приручить любовью

Вознамерился ехидну,

Тем, кто для пустой забавы

В даль пускается морскую,

Горе и тому, кто глупо

Ревность ставит ни во что,

Ибо он отраву эту

В роковой свой час пригубит,

Ибо он, змею лелея,

В кольцах вертких задохнется,

Ибо хвалит он тот камень,

Что его надгробьем станет.

Тот, кто с ревностью знакомство

Свел, тот знает, что такое

Ужас бури, пламя ада,

Зелья вкус, укус ехидны.

Я познал все это разом

Из-за одного красавца,

Чтимого за ум и знатность.

Вежливость и обхожденье.

Чести мстить его не буду:

Ведь за все мои мученья

Кровью заплатил соперник,

А где сталь заговорила

Пусть безмолвствует язык.

Я таков: держись подальше

От меня, коль насладиться

Безопасностью желаешь.

Ну, а этот кавальеро

(Тщетно он сперва пытался

Сотнями путей проникнуть

В сердце Хуаны) путь надежный

Отыскал к ее отцу.

Признаюсь, что кавальеро

Был богат. Сказав два слова,

Высказал я ими все:

Столковались вмиг друг с другом

Скопидомство и богатство,

И назначен был день свадьбы...

Свадьбы? Нет, о небо! Смерти!

Ибо свадебный кортеж

Шествием стал погребальным,

И не ложе страсти ждало

Жениха, а склеп могильный.

Вот беспечною толпою

Дом наполнился невесты,

А таинственная гостья

Ночь - на празднество уже

Плащ накинула свой черный.

Жгучей ревностью палимый,

В дом войдя, я скоро встретил

Жениха, и тут кинжал мой

И язык одновременно

С ним пустились в объясненье.

Краток был язык: "Не вправе

Ты владеть моею Хуаной",

А кинжал, сверкнувший дважды,

Досказал все остальное.

Если молнией разящей

Сталь клинка была, то громом

Приглушенным прокатился

Крик предсмертный кавальеро.

И средь волн возникшей бури

Не за жизнь свою бороться

Собирался я, а жаждал,

Убивая, умереть.

Но, схватив в свои объятья

Донью Хуану (выручает

Средь сумятицы решимость),

На коня вскочил я с нею...

На коня? Верней, на спину

Вихря, взнузданного мною...

Впрочем, незачем стараться

Дикий бег его словами

Описать... Одно замечу.

Так летел мой конь, что даже

Обгонял он устремленья

Беглецов нетерпеливых.