— Не все так просто, не торопись, — хохотнул Барсуков. — А вот и наши зубочистки, тут других не будет.

Марат увидел, как в двух шагах от него из воздуха соткался короткий меч, воткнутый прямо в землю. Аналогичный клинок появился и в двух шагах от Барсука. Оба не спешили, мягко, как кошки, скользнули к оружию.

Хороший клинок, тяжелый, надежный, даже в руке держать приятно.

— Барсук, ты настоящий? — спросил Марат, вставая, как обычно, в стойку борца, наклонившись всем корпусом, обе руки впереди, клинок в правой.

Противник, как и двадцать, и тридцать лет назад, встал в стандартную боксерскую стойку. Левая рука впереди, правая, с зажатым мечом — почти на уровне уха.

— Помнишь, как мы тебя зажали в школьном дворе? — почти ласково улыбнулся Барсук. — Помнишь, как ты забежал в лужу, и стоял там, пока мы не ушли?

Марат, еще ниже пригнувшись, молниеносно бросился врагу в ноги. Правая прямым ударом пошла вперед, и Барсук со звоном парировал удар, но его нога уже была в захвате. Марат сделал подсечку. Перевел бой в партер, то есть оба теперь на четвереньках, левой рукой через голову взял Барсука за подбородок, а правая вместе с мечом пошла подмышку сопернику, ухватила, бросив клинок, свою левую напарницу за предплечье. Все, это конец. Это «крюк», коронный прием Марата. Только сегодня он не будет никого перебрасывать. Используя вес противника как рычаг на правой руке, «левой-вбок» резко рванул ему голову, а не «правой-вперед», как обычно. Послышался хруст, и на лице Барсука навечно застыла усмешка-недоумение.

О, сколько раз Марат проигрывал этот миг в голове, и вот он настал. Честный бой. Несколько секунд. Смерть.

— Я все помню, — только и сказал он.

И вот он один. Тело Барсука истончается, словно соткано из пара. Еще несколько секунд — и Марат вообще один. Даже мечей нет. Что теперь? Наверно надо вытаскивать сюда девчонок.

— Руку, — сказал он грубо, и взяв первую попавшуюся, практически потащил, а потом впихнул в портал. Есть контакт. Теперь следующую. Но не тут то было. Рука Марата легко проходила и туда и обратно, но вот Диана-Охотница вскрикнула от неожиданности.

— Дурак! — выкрикнула она. — Пусти! Руку оторвешь!

Марат разжал пальцы. Вот тебе раз. Сзади кто-то есть. Одним движением он прыгнул вбок, и только потом развернулся. Убью гада! Но Барсука, как он ожидал, не было. Были два меча, воткнутые в землю. И щенок, маленький такой мохнатый карапуз, комок черной шерсти на толстых лапах. Марат знал как его зовут.

— Маркиз? — произнес он изумленно. — Ты же умер.

Много лет назад у них была собака. Помесь лайки и овчарки, здоровенная махина с розовым носом. Звали её Гея. Все местные кобели бегали к ней, ровно через год после того, как она перекочевала еще щенком из квартиры в городе — в деревню к Марату. Гея «давала» всем. И принесла аж девять щенков. Стояла около конуры, гордая и властная. Смотрите, любуйтесь. Завидуйте. Девять.

Девять!

Семерых Марат утопил в ведре в тот же день. Налил воды в одно ведро, забросил туда семь комочков, и накрыл-прижал другим ведром. Подождал минуту, вторую. Потом взял лопату, выкопал ямку позади огорода, и вылил туда то, что осталось в первом ведре. Закопал. Обычная процедура. В деревне постоянно кто-то умирал, и не по своей воле. Гуси, телята, свиньи, куры, кролики, котята, мышата, крысята, колорадские жуки. Непрерывный конвейер смерти, не прекращающий свое движение веками. Ничего особенного.

Остались двое. Цезарь, черный как смоль, и Маркиз, тоже черный, но с подпалинами на животе. Самые крупные, доползли до мамкиного брюха первые, остальные семь братьев и сестер опоздали. Один из этих двух должен был жить. Один должен был поехать в соседнюю деревню, к давнишнему знакомому, Николаю-трактористу, у которого полгода назад издохла старая собака, и который ждал новую, именно из приплода Геи.

Николай выбрал Цезаря. Это произошло через месяц. Маркиз и Цезарь уже были крупнее самого большого кота в деревне, росли быстро, и нрав проявляли крутой. Гея сама то в год от роду весила под три пуда, валила человека, просто встав ему лапами на плечи, а эти монстрики обещались быть еще больше. Но остаться должен был только один. Когда Николай забрал Цезаря, Маркиз остался. Один.

Маркиза было уже не засунуть в ведро — слишком большой. Марат позвал его с собой, к пруду. Щенок резво побежал следом. Гея визжала, задыхаясь на цепи, как будто ей перерезали горло. Марат взял щенка за загривок, и погрузил в воду, и держал до тех пор, пока он не перестал дергаться. И даже когда перестал — держал еще минуту, или две. Чтобы наверняка.

Вот теперь он здесь. Они оба здесь. Маркиз и Марат. Кто важней — человек или щенок? В одно мгновение Марату захотелось взять щенка на руки и шагнуть в проем Портала. Это было бы правильно. Наверно.

Потом он поднял голову и посмотрел на лица своих воинов. На их испуганные рожицы, как один с приоткрытыми ртами, с выражением ужаса на лице. Не отрывая взгляда от округлившихся глаз Дианы, он поймал голову щенка в руку. Резкое движение. Щенок заскулил от боли и перевернулся. Тогда Марат прижал его левой, и крутанул еще раз.

— Руку, — сказал он еще грубей, прокаркал, как ворон. Охотница отшатнулась. Наплевать. Десяток рук сразу заменили ее кисть.

Еще одна. Нормально, все нормально. Он — командир армии, комиссар сводного отряда, он не предает своих бойцов. И не разменивает их, даже на породистых щенков.