Белобрысый парень косится на меня и задаёт вопрос:

— А что делать, если я не знаю, в чём моя роль? Ты вон какой непрошибаемый. Я так не умею и не уверен, что когда-нибудь смогу.

— Это всего лишь видимость. Фасад. Мне точно так же бывает страшно, меня точно так же захлёстывают сомнения и колебания. Мы все люди, парень. Мы спотыкаемся, мы падаем, но нас определяют не падения, а то, как мы справляемся с ними. И я не сомневаюсь, что ты поднимешься выше, чем я могу себе представить.

Хлопаю его по плечу, и Мэтт смущённо чешет нос.

— Спасибо, Егерь. Если даже ты бываешь растерян, это успокаивает. Делает твой уровень более достижимым, понимаешь?

— Конечно. Мы все способны на большее, чем думаем. Тебе нужно просто отыскать этот огонь внутри, — упираю палец ему напротив сердца, — и в конечном счёте ты сам удивишь себя.

— Спасибо. Я не подведу тебя.

— Всё, хорош вешать нос! Найди какую-нибудь красотку и зажги с ней!

— Адские колокола! Да я ж не говорю по-русски!

— Не мои проблемы! — улыбаюсь от уха до уха. — Танец — это универсальный язык! Вот и пользуйся им!

Подталкиваю Пироманта в спину и через миг он влетает в невысокую шатенку, которая покачивается в энергичном ритме сама по себе.

— Господи, ну какой из меня ментор, — бормочу себе под нос, шагая прочь от костра со стаканом наливки. — Как ишак на скачках.

Достигнув края освещённого пространства, замечаю знакомую фигуру и сажусь рядом. По крайней мере, здесь я смогу просто помолчать.

Тай прихлёбывает свой любимый напиток, не изменив ему даже здесь. Иногда его упрямство заставляет меня ошарашенно трясти головой.

Николай смакует пиво мерными медленными глотками и негромко тянет:

— Ты когда-нибудь думал, что твоя жизнь сложится вот так?

— Знаешь, как-то конец света, а следом появление пришельцев и монстров не входили в топ-3 самых вероятных сценариев моего будущего. Я скорее ожидал грыжу, дрянной дом на колёсах и смерть лет в пятьдесят где-то в стриптиз-клубе от чрезмерного энтузиазма танцовщицы.

— Подходящий конец, — роняет мечник, и я угадываю тень улыбки на его лице.

— А ты что себе запланировал?

— Школа отца однажды должна была стать моей. Мы никогда с ним об этом не говорили, но это было понятно без слов. Он хотел, чтобы я продолжил его дело. Пускай, Китайская Империя стёрла почти все следы от великого искусства, тянущегося в глубь веков, оно бы продолжило жить. Хоть и в чужом краю. Быть может, однажды бы кенджутсу воспрянуло. Ведь никакие империи не могут существовать вечно.

— И никакие системы. Сколько бы Сопряжение не выкашивало разумные виды, однажды в шестерёнки попадётся упрямый камешек. Я сделаю всё, чтобы этими камешком стал я.

Тай согласно кивает и отпивает из банки.

— Один человек в правильное время и в правильном месте способен на многое. Я часто вспоминаю того молодого индусского мудреца.

На мой удивлённый взгляд Николай поясняет:

— Ганди. Кто знает, что стало бы с миром, если бы британцы не убили его на заре карьеры.

— По истории у меня вечно была тройка, но не уверен, что он мог бы что-то изменить. Британцы утопили последнее индусское восстание в крови. Ужесточили контроль над всеми колониями. На таком фундаменте много не построишь. Ты ещё спроси, что было бы, если бы французы поддержали американцев в войне за независимость?

— Империи жёстко подавляют любое сопротивление. Восставшие пошли за Вашингтоном, но он пал от рук наёмного убийцы. Постарайся не повторить его судьбу. Потому что Сопряжение или те, кто стоит за ним, сделают всё, чтобы сохранить свой миропорядок.

— Как-то ушли от темы. Мы говорили о твоём отце.

— Да, — Тай запрокидывает голову к звёздам. — У него была традиция. Раз в месяц он объявлял выходной и закрывал доджо. В этот день мы проводили время в кругу семьи. Он позволял себе выпить несколько бутылок холодного пива. Особенно любил то, что производят в его родном городе. Жёлтая звезда на этикетке, колосья и большая белая надпись «Саппоро». Помню этот дизайн даже с закрытыми глазами. Отец заказывал это пиво втридорога из-за границы и наслаждался им только в тот самый особый день.

Николай водит большим пальцем по поверхности металлической банки и продолжает:

— Той компании давно уже нет, да и я пью совсем иное пиво. Оно создано руками тех, кто разрушил всё, что нам дорого. И всё же оно напоминает мне о мире, который мы потеряли, и о мире, за который мы сражаемся. Странное горько-сладкое чувство, — философски вздыхает мой друг.

— Понимаю. Я испытываю тоже самое, когда вижу Мэтта. Слишком он похож на Лёшку.

— Иногда мне интересно, сможем ли мы когда-нибудь отпустить прошлое и по-настоящему обрести покой?