— Когда животные начинают бесконтрольно размножаться, их популяцию безжалостно уменьшают, — произнёс старик и развёл уродливыми руками, так похожими на лапы ящерицы. — Смотри, дочь, и запоминай. Запоминай, какие они ничтожества.

— Хорошо, — Миа всё ещё прижимала окровавленный платок к щеке.

Жители поселения наконец заметили чужаков и загомонили, но даже не успели приблизиться к старику — тот резко хлопнул, и земля вспыхнула зелёным пламенем. Люди завопили, с ужасом катаясь в пыли. Мужчины, женщины, дети — все сгорели заживо за считанные секунды. Стало тошно от запаха горелого мяса, но в этот момент неведомая сила подхватила меня и понесла прочь, к облакам.

Когда я был высоко в небе, мне показалось, что Миа обернулась и посмотрела прямо на меня.

Я проснулся с бешено колотящимся сердцем, но лежал и не двигался, размышляя над сном. Однако... почему-то мне казалось, что это далеко не сон. Стрёмный старик явно хочет уничтожить всё человечество, жопа у него от людей горит знатно. А его дочь… Неужели она меня действительно видела? Да нет, чушь собачья. Если бы видела — сдала бы старикану, да и конец истории. Старик явно мощная тварь, а с такими силами он бы меня нашёл в два счёта.

Я прислушался к тому, что происходит вокруг. В лагере было тихо, только негромко переговаривались дозорные, да чирикали ночные птицы. Под их пение я незаметно задремал.

Чейни поднял нас ни свет ни заря. Я уже не спал и с прищуром наблюдал, как он пинает сначала четырёх охранников, а потом — толстого сердитого Брана, каждая жировая складка которого тряслась от возмущения. Купец яростно угрожал Чейни, обещая сгноить его в тюрьме, тогда как последний издевательски смеялся и продолжал отвешивать поджопники направо и налево.

Охранникам не нравилось, что их хозяина гоняют, как собачонку, — их даже перекосило от злости, но вступиться за Брана они не решились — сжимали кулаки и виновато прятали глаза. Чейни направился ко мне, высокомерно задрав подбородок. Он уже занёс надо мной ногу, но я открыл глаза и уставился на него, мысленно представляя, как разрываю его на части.

Чейни осёкся на половине движения, тяжело сглотнул и отступил, отводя взгляд, но тут же встряхнулся и гадко оскалился — явно вспомнил про беспомощного Квиннеля. Разозлённый тем, что не удалось поиздеваться надо мной, он с мерзкой ухмылочкой шагнул к искалеченному бедолаге, примериваясь, как бы побольнее ударить.

Я громко откашлялся и велел:

— Оставь раненного в покое, мы сами позаботимся о нём.

— Да кто такой, чтобы мне приказывать?! — прошипел Чейни, брызжа слюной. Он напоминал мелкую собачонку, которая с громким лаем прыгает вокруг алабая и боится укусить. — Я — один из великих охотников на Древнего! Как ты смеешь так со мной разговаривать? Тебе язык укоротить?

— Посмотрел бы на это, — я спокойно улыбнулся и встал. Чейни настороженно попятился назад. — Ты позоришь Леонида Спасителя. Что бы он сказал, если бы увидел, как ты бьёшь раненого воина? Воина, который бесстрашно вступил в бой с самим проклятым Зодиаком?

Я ударил наугад, но попал в цель — Чейни захлебнулся воздухом. Он трепетал даже перед именем здешнего Императора. А ещё он, очевидно, не понимал, почему меня боится. В его глазах горело желание ударить да побольнее, но страх перевешивал. Повисла зловещая тишина. Чейни бросил злой взгляд на Брана, опасливо покосился на меня и предупредил:

— Мы отправимся в путь, когда солнце полностью встанет. Если не заберёте свой завтрак — выльем под куст. Пошевеливайтесь!

Я задумчиво смотрел Чейни вслед. Забавно. Кто он? Метеор, наверное? А ссытся в штаны, стоит мне нахмуриться. Наследие Древнего — не просто слова. Я чувствую эту силу, она бурлит где-то глубоко внутри и грозится вырваться наружу. И многие другие люди, по всей видимости, тоже это чувствуют, хотя и не понимают.

Как только Чейни ушёл, Бран снова развалился под деревом, тоскливо причитая. Трёх охранников отправил за едой, наказав набрать побольше, чтобы великий-купец-Балицу не остался голодным, а четвёртого охранника, Луглио, не отпускал ни на шаг — требовал себя ежесекундно охранять.

Склонившись над Квиннелем, я осмотрел повязку. Надо бы поменять, но сам я не справлюсь — нет медицинского опыта, сделаю только хуже.

— Луглио, надо обработать рану, — окликнул я охранника. Тот неуверенно глянул на злющего Брана и переступил с ноги на ногу. Я нахмурился и прожёг взглядом купца, который с обеспокоенным видом щупал потрёпанный воротник-жабо. — Бран, ты слышал? Надо обработать рану Квиннеля.

— Да обрабатывай, кто ж мешает, — великодушно разрешил Бран.

Я приблизился к нему в два шага, схватил за грудки и поднял в воздух. Он захрипел, бешено болтая ногами.

— Слушай сюда, партнёр. Ведь мы же с тобой партнёры, так? — с угрозой уточнил я и, когда Бран закивал, продолжил: — Мы все здесь в одной лодке. Когда вернёшься в столицу, тогда и станешь снова знаменитым Балицу. А здесь мы друзья, товарищи и все между собою равны. И одному из твоих друзей очень нужна перевязка. Сечёшь?