— Подлец… — Уткнувшись лбом в мою грудь, и всё также пуская на меня слюни, попыталась сесть на член сестра, в ответ на что я, прикрыв того рукой, прижал к своему животу, не позволяя той исполнить задуманное. — П-п-пожалуйста К-карл… — Вновь задрожав, словно лист, произнесла она, не сводя своих зелёных глаз с моей удерживавшей в плену её киску руки.

— Громче… — Став действовать чуть жёстче, и увеличив темп, злобно произнёс я.

— Молю тебя, войди в меня по самое сердце! — Едва эта фраза сорвалась с её уст, как член, скользнув по мокрым половым губкам, на четверть от всего размера, вошёл в узкую, струящуюся пещерку. –Д-а-а-а-а! — Лишь от одного моего движения, оторвалась от моей груди и дугой выгнулась брюнетка. Её пальцы, напрягаясь до хруста, искали за что бы ухватиться и не найдя чего-либо, опять же впились в грудь своей же хозяйки. Залив все мои брюки своими соками, Августа, облизываясь, постепенно, чувствуя каждый миллиметр, опускалась к самому основанию, и когда её ягодицы соприкоснулись с моим пахом, неожиданно выдала: Что же я наделала…

«Стала моей», — обхватив ту за бёдра, сильным движением протолкнул свой член по всей длине её пещеры, отчего растерявшаяся Афина, выпучив глаза, с каким-то удивлением взглянула на меня. «Раньше думать надо было», — движение за движением, словно вбивая свою в плотно облегающий ту грунт, стал наращивать темп. Попытавшаяся чуть приподняться зеленоглазая, хватая ртом воздух, моими же руками притягивается обратно.

— Сжалься… — Стонет порочный инквизитор, но сегодня я безжалостен. Чувствуя, что та полностью сконцентрирована на происходящем снизу, резким движением меня нас местами, оказываясь сверху. Чувствуя своё поражение, наблюдая улыбку на моём лице, Августа позорно пытается спрятать свою расплывающееся в экстазе лицо, но я, отбрасывая своей рукой её ладони мешаю, в след за чем, своим языком вторгаюсь в её рот. Словно боясь схватить меня за спину, та, махая ладонями перед моим лицом, несколько секунд сопротивляется, пытаясь отстраниться, но после, сдавшись полностью, опускает руки. Её глаза закатываются от удовольствия, и приходят в норму, лишь перед тем, когда девушка, готовясь кончить, второй раз просит меня приостановиться. «Не дождёшься!»

Афина вновь срывается на радостный крик и пытается обхватить меня ногами по талии, но натыкаясь на выставленные мною руки, лишь спустя пол минуты сладостного экстаза, поднимает голову. По улыбке, дыханию, румянцу, понимаю: она уже готова сдаться, дать нам обоим время на передышку. Но, к сожалению или счастью девушки, я ещё не насытился её столь узкой и приятной пещеркой.

— Мы только начали, сестрёнка! — перевернув ту на живот спрыгиваю со стола, а после, рукой держа ту за волосы, начинаю долбить сзади как ту же Бьянку или Лили. Пошлые звуки её хлюпающей киски, в перемешку со шлепками и стонами, заполняют комнату.

— Трахни меня, жёстче, ещё жёстче! — доносится от Августы, и я послушно, одной рукой задрав той ногу к потолку, вплотную прижимаясь к самому лону, ускоряюсь до своего максимального предела. Кульминация близко, и на контроль её, как и на извлечение не остаётся времени. — Кончи в меня мой господин, хозяин, повелитель! — По видимому чувствуя то же, что и я, вседозволяюще кричит брюнетка, и я, всё так же одной рукой задирая той за волосы голову, кончаю. Августу, от каждого моего сокращение потряхивает; маленькая, вмещающаяся в ладошку грудь, сохранившая на себе отпечатки с силой сжимавших её рук, тяжело вздымается. Сама сестра, резким рывком бедра высвободив свою ногу, задницей оттолкнула меня от себя. Кажется, после нашего третьего раза, настроение у инквизиторши резко пошло на спад.

Так думал только я, лишь только она выпрямилась, как её ладонь, схватив меня за ту же рубаху притянула к себе, а после та попыталась совершить крайне неумелый, но наполненный любовь и страстью поцелуй. Безумие исчезло с красивых, зелёных глаз, и ему на смену пришли обычные и очень солёные слёзы. Смахнув их, я прижал ту к себе, и тихонько спросил:

— Ну чего ты так вдруг? — желая узнать причину появления этих неуместных, как на мой взгляд, выделения, лбом упёршись в её лобик, спросил я.

— Карл, пусть мой первый раз, который я всегда хотела подарить именно тебе, у меня и отняли силой, но поцелуй… Мой первый поцелуй в губы, я всё же смогла сберечь и отдать тебе. Прости, я действительно падший инквизитор… — Уткнувшись лбом в моё плечо, навзрыд зарыдала Августа. — Прости, прости меня Карл, за мою потерянную невинность, за тот день, когда не смогла сберечь тебя, и за то, что не помогла с ублюдком Тутлюсом, прошу, прости свою никчёмную старшую сестру…

— Тебе не за что извиняться Августа… — Одной рукой прижимая ту к себе, другой утешающе принялся гладить по чёрным, шелковистым волосам. Сейчас, пытавшаяся всё это время казаться сильной и непобедимой, девушка даже не плакала — она рыдала! Её поведение, жестокость, к которой та привыкла, полностью не соответствовали тому, что сейчас вырывалась из её души и рта. По видимому, сегодня без посторонних ей наконец-то удалось побыть той, кем она всё время и являлась: обычной женщиной, которой ответил взаимность любимый. Кто-то, при дворе императора, или быть может при церковном дворе, где та воспитывалась, посмел осквернить её. Изнасиловать и надругаться над одной из дочерей самого императора!

Понятия не имею, насколько должна быть влиятельной подобная личность, способная на такую дерзость. Но от чего-то, от самой макушки, и до кончиков ногтей ног, я уверен. Пусть пройдёт месяц, год или даже десять, но однажды я добьюсь от зеленоглазой правды. И тогда наступит тот самый день, когда у меня, четырнадцатого принца великой империи, наконец-то появится первый, и по-настоящему опасный враг, добившись смерти которого, я, как принц и правитель точно смогу стать сильнее!

Наши с Августой занятия «гимнастикой» хорошо повлияли на резко пробудившийся перед ужином аппетит. Не став навязываться той с глупыми на данный момент вопросами «кто» и «почему», решил дать ей притереться в нашем особняке. Сейчас говорить с ней об обидчике было бессмысленно, даже если та и назовёт имя, что я сделаю? Этот человек точно из свиты императора, тот кто не боится гнева моих братьев обязан являть в себе силу и мощь, способною противостоять нашему роду. Скорее всего это кто-то из церковников: именно святой престол являлся второй властью после императора. Но, как говорилось ранее, сейчас заниматься решением этой проблемы, по факту являясь «принцем одной горошины», я не собирался. Точно так же, как и вводить в курс всех моих дел и планов сестру. О частоте моих профилактических работ со служанками тоже решил умолчать. Пока она не заводит эту тему, я тоже предпочту помолчать.