– Пойдет!
– Мишка засмеялся.
– Ты вот что скажи, Леш: что у вас с Васькой-то вышло? Не зря ж он тебя топором? Брат родной!

– Таких братьев крысомором выводят!.. Я ж его с Томки стянул. Она потом мне, знаешь, чего выдала: работа, говорит, Васькина, а платить восемнадцать лет ты будешь... Вот тебе и брат родной...

А с Валькой это я недавно, полтора года без малого. На ноябрьские познакомились.

Валька-то у меня сразу залетела. Я думаю: пускай, курва, рожает. Мне уж тридцать, ну, тогда чуток меньше, все равно к тридцати... Она так-то хозяйственная: пожрать что сготовить или прибраться путем. Пьет только. Да тут моя вина... Она до меня мало пила, так только, красненькое. А я-то тогда жрал - будь здоров, ребят спроси...

Уж потом, как родила, я ее в больницу клал - от выпивки полечить. Подержали неделю и выписали: почки у нее больные, лечить нельзя. Что теперь делать - черт его знает... При мне не пьет, а чуть меня нет, нажирается... Волохал ее за это, как мужика. Да бабе разве докажешь? У ней тело жидкое. Тусуешь, а толку хрен...

Да, Миш, вот еще что... Рану мне постриги чуток. Вальку боюсь просить: у нее руки трясутся.
– Воробей сел поудобнее.
– Подсыхает, а? Гной перестанет пластину вставлю, хоть подраться разок. А то замлел.

Мишка принес маникюрные кривые ножницы и аккуратно стал обстригать Воробью кожаную, без кости, вмятину над ухом.

– Три раза он тебя?

– Ага. Сюда два раза и сюда.
– Воробей с готовностью показал битые места.
– Утром просыпаюсь - мокро, кровятина везде, по морде текет. Потом сосед зашел, "скорую" вызвал. Часов шесть с чердаком дырявым лежал, вся кровь спустилась... Тихо ты!
– Воробей дернулся.
– Ладно, хорош! Слышь, Гарика, говорят, тоже крепко уделали?

– Крепко.
– Мишка прижег рубец зеленкой.

Воробей сидел задумчивый.

– Оборзел Гарик... Вконец. А Борька, значит, не сунулся... Правильно - под горячую руку тоже башку проломили бы... А ведь корешил с Гариком... А Стаська где был?

– Выходной взял.

– Гм, может, специально и взял.
– Воробей усмехнулся.
– Слышь, Миш, хочешь, я тебе фотку свою подарю?
– Воробей полез в "портмонет" и достал небольшую карточку.
– Дай ножницы!

Мишка достал ножницы.

– Сейчас мы его рубанем!
– на карточке Воробей и Гарик стояли возле красивого памятника.
– Та-а-ак, кыш!
– Воробей отстриг Гарика.
– Давай надпишу... Чего писать-то?
– Он пососал пластмассовую ручку.
– А!.. Мишке от Лехи Воробья. Нормально? Что у нас сегодня? Тридцатое?
– Он взглянул на часы с календарем.
– Уже тридцать первое. Суд сегодня.

– А ты не волнуйся, не посадят.

– Так а я и не психую. Сидим с тобой... Музыку бы еще. Только не эту, не дрыгаловку.

– Сейчас заведем.

Мишка принес маленький магнитофон, поставил на холодильник, включил...

Магнитофон густым басом негромко пел под гитару: "Гори, гори, моя звезда..." Воробей пододвинул ухо ближе.

– Из старых кто-нибудь?

– Нет, товарищ мой школьный...

– Хочешь, мы его в церковь определим? Чего смеешься? Я с Батей поговорю, с Женькой, регентом. Свои ж все... Подучится малость и пошел в религию петь! Все лучше, чем в службе геморрою насиживать... Давай приводи его. Бабок насшибает! Гори, гори-и-и...

– Кто это тут поет?
– подергивая тронутой тиком головой, в кухню вплыла Мишкина бабушка, толстая уютная старуха.
– А-а, у нас гости... Ну, здравствуйте... Как звать-величать?

– Воро... Леша.
– Воробей осторожно, чтобы не сделать больно, помял пухлые старухины пальцы.

– Алексей, значит. А по отчеству?

Воробей чуть напрягся, вспоминая.

– Сергеевич.

– Очень приятно, будем знакомы. Елизавета Михайловна... Ну, давайте чай пить... вы вместе с Мишей на стройке работаете?

– Ага, - кивнул Воробей и поднялся с табуретки.
– Домой пора.

– Ну, если пора... Заходите к нам, милости просим...
– старушка улыбалась и подергивала головой.

Мишка проводил Воробья до лифта.

– Погоди. Забыл!

Он метнулся назад, в квартиру.

– Вот за отпуск, твои.
– И виновато добавил: - Заказов мало было.

Подъехал лифт.

9

"...На основании изложенного обвиняется: Воробьев Алексей Сергеевич, 20 июня 1948 г.р., ур. гор. Москвы, русский, б/п, гр-н СССР, образов. 7 классов, инвалид II группы, работающий бригадиром в бюро пох. обслуживания, прож.: Москва, Алтуфьевское шоссе, 18, кв. 161, не судимый, в том, что он причинил умышленное телесное повреждение, не опасное для жизни, но вызвавшее длительное расстройство здоровья.