— Не смущайся, — а сама при этом румянится. — Это нормальный побочный эффект от моего дара. Вот уж мне повезло…

От усердия она высовывает язык и приходится прикрываться обеими руками, отводя взгляд. Он упирается в ее грудь, делая только хуже. Я скашиваю глаза к дальней стене.

— А там кто? — тихо спрашиваю я, чтобы отвлечься.

— Ай, жжется, — она на миг убирает руку, морщится, но тут же возвращается к лечению. — Тяжелый там. Зацепило утром на вылазке. Я немного могу, стабилизировала только. Должны сегодня ночью отправить на базу, пока его нельзя двигать.

— Что случилось? Ну, кто его так?

— Да я толком и не знаю. Он в бреду почти все время, бормочет что-то про обман. А группа его говорит, что ничего необычного не случилось. Насколько можно назвать это все обычным, — девушка вздыхает. — Только что низших было очень много. Его отрезали от остальных и кто его ранил, никто не знает. Распотрошило его…

— Про какой обман он говорит? — меня цепляет это слово, и не нравится его сочетание с прорывом хаоса.

Последний раз я слышала про обман под вой демонов от Панаевского.

— Да кто разберет. Обманул его кто-то. Может, это и не связано с вылазкой. Засело в голове что-то, вот и бредит.

— А можно с ним поговорить? — осторожно прошу я.

— Категорически нет, — она вмиг становится строгой и серьезной. — Любопытство тут совершенно неуместно, его нельзя беспокоить.

Видимо я смотрю на нее так умоляюще, что целительница немного смягчается и, оглянувшись, тихо говорит:

— Вот когда его на базе исцелят, найди и тогда сможешь поговорить. Крестовский, двадцать пятая усиленная группа, их позывной «лисица».

Я искренне благодарю ее, и за информацию, и за исцеление. Провожу по гладкой щеке — на ощупь ни следа. А вот девушка явно вымоталась, дышит тяжело, присела на табурет и обмахивается немного дрожащей рукой, несмотря на прохладу.

С ее позволения ухаживаю, принеся воды. После второго стакана ей немного легчает.

— Странный ты, — она вглядывается в нашивку на моей рубашке, — Белаторский. Рана, конечно, серьезная, но это не оторванную руку к телу приделывать. А тяжело было, словно из другого мира вытаскивала. И сила твоя… колючая.

— Всегда так, — нагло вру я. — Нелегко целителям со мной. Такой вот дар богов, со своим побочным эффектом. Тебе по-своему повезло, а мне вот так.

Такими темпами мне и к целителям скоро дорога будет закрыта. Надо проверить, на Олеге. Только как-то сначала слово с него стребовать, не болтать. Но с его подозрительностью, после ночи в деревне, это будет проблематично.

— Сочувствую, — верит она сразу, к моему счастью. — Ты уж тогда постарайся больше не засыпать на горячих бытовых приборах. Хорошо, что больше никого нет, а стандартная вылазка только ночью. Хоть успею восстановиться.

Я только киваю и, еще раз поблагодарив и извинившись, сматываюсь. Снова зову Намтару и снова без толку. Нахожу группу по воплям командира.

— Рожей в песок не падать! — раздает он последние указания. — А то будете, как этот, — он видит мою вылеченную щеку, — был. В вылазке со всех сторон долбит! Будете суетиться, своим же под руку попадете. Облегчите тварям задачу — прибью! Ууу, дрищи!

Мы все уже настолько привыкли к громких звукам, что только киваем, каждый думая о своем. И даже Володя больше вздрагивает. Только смотрит грустно. И почему то на меня. Я вопросительно поднимаю брови, но он мотает головой.

Надеюсь в его голове не новая принцесса с красным крестом на груди. Хотя, лучше бы только это.

Нас размещают в бараках, вытянутых и узких, несколько десятков однотипных коек стоят ровными рядами вдоль обеих стен. Невысокие, в локоть, вытянутые окошки над самой крышей. Такие годятся только понять, что за окном — ночь или день.

Хотя, говорят, во время бури самая настоящая ночь и наступает. Так что, кажется, окна тут просто, чтобы помещение не казалось бункером под землей.

На этой базе более оживленно. Из летных ангаров доносится грохот и смех. Пустынники бегают от строения к строению. Тут круглосуточная боевая готовность, твари могут объявиться в любой момент.

Да и на постах по периметру не такие расслабленные ребята стоят. Бдят, не отводя взгляда от пустынного марева.

Из развлечений — самопальный ринг, сооруженный из четырех бочек с натянутыми веревками. Там врукопашную сошлись двое, а вокруг расставлены выцветшие огромные зонты, укрывая болельщиков. У одного из наблюдателей в руках зажаты купюры и он ими рассерженно машет. Судя по форме, какой-то старший офицер.

Каритского тут же заинтересованно клонит в ту сторону, приходится корректировать его траекторию. Да и Богдан разминает плечи, довольно ухая. Как бы эта парочка не спелась и не пошла туда. Хотя, что может случиться?