При этом и сил у людей практически не осталось.

Зато те, кто выжил, подняли по два-три уровня. Да я и сам получил шестнадцатый, ещё больше увеличив разрыв с основной массой людей.

Внезапно ко мне подбежала Фокси и заключила в крепкие объятия. Без предупреждений и всяких лишних слов. Она просто повисла у меня на шее, крепко прижавшись пышной грудью, которую пыталась скрыть армейской одеждой.

— Ты чего? — опешил я.

— Я видела, что ты отвлёк ту тварь от нас. Она бы нас порвала как тех стрелков на башне. Спасибо.

— Да ерунда, — заскромничал я.

— Если честно, я больше всего боялась, что с тобой что-то случится… Не знаю почему. Я странная, да?

— Нет, — соврал я.

Её поведение действительно было для меня странным. Суровая воительница вдруг превратилась в сентиментального подростка. Хотя опасность, адреналин и близость смерти и не такое с людьми делает.

Я наконец ответил на её объятия и услышал от Фокси облегчённый вздох.

Мы стояли так около минуты. Меня даже совесть начала корить, что Светка там, а я тут обжимаюсь с Оксаной. Хотя фиг знает, чем она там занята. Может уже нашла себе другого…

— Ты убил Гоблина? — раздался голос Курта за моей спиной.

Я обернулся, выпустив Фокси из объятий и приготовившись защищаться. Хотя здоровья у меня осталось крайне мало.

— Пришлось.

— Давно нужно было это сделать. Хотя без него мы стали немного слабее.

— Ты же вроде был его замом?

— Верно. Но мне очень не нравились его методы. Да, он держал людей в страхе и это работало. Но сильную общину так не построить. Я считаю он всё делал неправильно.

— Нет правильных или неправильных решений. Есть лишь их последствия.

— Что-то мы в размышления ушли. Нужно срочно восстанавливать ворота и что-то делать с вытяжкой. Люди задохнутся или заразятся, если ничего не изменить. Похоже ты теперь главный по военной части. Тебе и руководить восстановлением.

— Вытяжка это к Фриону. Но я бы раздал людям противогазы и ОЗК.

— Это уже сделали. Что делать с телами у ворот? Их нужно выбросить или сжечь, пока новые твари не набежали. А ещё нужно срочно восстановить сами ворота.

— Ага, вам есть, чем заняться.

— В смысле? А ты? Кто-то должен организовать работу, управлять людьми, держать оборону, пока строители чинят…

— У меня есть другие дела. Нужно привести сюда подмогу.

— Погоди, так нельзя! Нужно…

— Я и сам знаю, что мне нужно.

— А что если ещё одна орда нападёт?

— А вот это ты мне скажи, какого чёрта она напала? Вы что не видели, что за вами мертвяки увязались? Какого хрена потащили их за собой?

Курт немного поник от моих вопросов, и вся его дерзость куда-то улетучилась.

— Такого раньше не было. Они сделали вид, что отстали, но втайне проследили наш путь. А потом ещё и подмогу призвали. Я не знаю, как так вышло. Ими будто кто-то управляет.

— Интересно… Тогда мне срочно нужно отлучится. Передай Фриону, что я постараюсь вернуться.

— А как же…

— Ты пока за главного. Прикажи сжечь тела и восстанавливайте ворота. На время можете поставить перед ними баррикад. И это…

— Да?

— Одолжите пару великов?

— Если остались целые. Мы не успели закатить их и побросали в ров.

Велики уцелели. Мы с Фокси, как двое подростков, помчали в сторону бункера. Ехать пришлось ночью. И это не доставило никакого удовольствия. На дорогах было много рваной одежды, стекла, костей, пакетов и различного мусора. Кроме того, некоторые участки дороги перекрывали машины и автобусы.

Однако недалеко от лагеря Фриона мы наткнулись на кое-что поинтересней битых машин и стекла.

Прямо посреди дороги, среди нескольких тел сидел потрёпанный Рустам. Я узнал его ещё по отметке на радаре, она всегда была зелёного цвета.

Выглядел он не просто потрёпанным, а едва живым. Множество рваных ран, местами даже до костей. От одежды вообще почти ничего не осталось.

Хотя аппетит у него был очень даже ничего. Рус увлечённо жрал убитую им тварь, даже не заметив нашего приближения.

— Приятного аппетита, — сказал я, подойдя поближе.

Мой мёртвый друг даже ничего мне не ответил.

Я его не торопил. Понятно, что для него еда это и опыт, и лекарство, и вообще высший кайф.

Минуты через две он наконец оторвался от своей трапезы и заговорил: