Кащеев и Ларошев стояли рядом с постом дежурного, явно собираясь выходить. Ни Феодоры, ни Лизоньки с ними не было.

— Ярослав Львович! — я остановился, слегка запыхавшись от волнения. — Ярослав Львович, что это за знак?

Я сунул ему в руки листок с нарисованным «цветочком». Тот посмотрел на него, потом поднял взгляд на меня. С недоумением.

— Что это? — спросил он.

— Я думал, вы знаете… — пробормотал я. — Это появилось у меня на руке, когда тот старик вдруг испугался и начал бессвязно бормотать…

— Какой еще старик? — нахмурился Кащеев.

— Вон из той палаты, — я ткнул пальцем в единственную запертую дверь во всем лазарете.

— Федор Кузьмич? — отрывисто сказал Кащеев. — Он с тобой говорил?!

— Он попросил воды, но никого не было, так что я открыл дверь и… — скороговоркой проговорил я.

— Федор Кузьмич? — глаза Ларошева превратились в узкие щелочки. — Значит это все-таки вы его прячете! Но когда я спрашивал, вы сказали…

— Оставьте, Ларошев! — Ярослав Львович повысил голос, обошел стойку дежурного, выдвинул знакомый мне ящик стола и взял связку ключей. За столом, как и в прошлый раз никого не было.

— Значит это вы, Кащеев! — шипел Ларошев, пока Ярослав Львович возился с замком. — С самого начала это были вы! А я-то поверил тогда вашему невинному взгляду и той убежденности, с который вы вещали о происках интервентов! Как я мог быть таким дураком!

— Сейчас не время, Ларошев! — буркнул Кащеев, напряженно посмотрев в мою сторону.

— Да что вы говорите! — Ларошев упер руки в бока и опять стало понятно, насколько прозвище «Бабка-Ёжка» ему подходит. — Да вы же как кость в горле застряли у университета со своей секретностью! Место, которое должно было стать центром просвещения и цитаделью знаний из-за вас превратилось в клубок бессмысленных интриг и бесполезных склок. А все потому, что вы из каждого чиха делаете тайну! Федор Кузьмич! О мой бог! Если бы я только знал! Если бы я знал раньше, что вы с самого начала прятали его у меня под носом, то моя девочка была бы жива!

— Хочу напомнить, что ваша девочка была упырицей, — Ярослав Львович наконец справился с замком и распахнул дверь.

— Она не стала бы упырицей, если бы не вы! — Ларошев оттолкнул Кащеева от двери и вошел в палату.

— О, Господи, Ларошев! — простонал Ярослав Львович, входя следом. — Да не говорите вы ерунды! Вы ни черта не знаете о той истории! Нельзя стать упырицей, понимаете, нельзя! Упырицами только рождаются!

— Да-да, расскажите мне это еще раз! — Ларошев всплеснул руками. — Вы так горячо убеждали меня, что Федор Кузьмич умер от каких-то там замысловатых болезней, и ваши хваленые целители ничего не смогли с этим поделать. И что я вижу сейчас? Вот он, лежит здесь, пристегнутый к кровати! Живой и здоровый, судя по цвету лица!

Я остановился на пороге. Внутри палаты ничего не поменялось. Старик лежал на кровати, руки и ноги его были надежно скованы. Глаза закрыты. Он или спал или пребывал в глубоком забытьи.

— Еще раз повторяю, вы ничего не знаете, Ларошев! — процедил Кащеев и снова бросил на меня неодобрительный взгляд. Видимо, мне совершенно не полагалось слышать эту беседу. Но уходить я не собирался. Меня мало волновали личные разборки Ларошева и Кащеева, страшные тайны прошлого, история какой-то трагически погибшей упырицы и все остальное. А вот мой бродящий по университету двойник как раз очень волновал. И история этого двойника началась как раз в этой палате. Так что уходить я не собирался.

— Так просветите меня, светоч вы наш! — сварливо проговорил Ларошев. — Давайте, расскажите, откуда у вас Федор Кузьмич, и почему в той памятной беседе у Гезехуса вы представили все так, будто я во всю голову юродивый, и вся моя история — бред патлатой собаки?!

— Да тише вы! — сказал Кащеев. — Вы же его разбудите!

— Вот и отлично! — заявил Ларошев еще громче. — У меня к нему масса вопросов! Ваше Императорское Величество, ау! Просыпайтесь! Вы в двух шагах от свободы, если этот упырь сейчас не свернет мне шею!

— Что вы себе позволяете, Ларошев?! — вспылил Кащеев.

— Ага, видимо я должен ноги вам целовать за то, что вы обрекли меня на жалкое существование запутавшегося в собственной паранойе алкоголика! — Ларошев тряхнул старика за плечо. — Федор Кузьмич!

— Перестаньте! — Ярослав Львович оттащил Ларошева от кровати. — Ваша богатая фантазия не делает вам чести, поверьте! Это совсем не тот Федор Кузьмич, о котором вы подумали. Это просто выживший из ума старик. Которому магия, заключенная внутри него, проела разум.

— И Дикая Пустынь по-вашему, выходит, выдумка? — губы Ларошева скривились не то в улыбке, не то потому что он собирался заплакать.

— Нет, — секунду помедлив, ответил Кащеев. — Не выдумка.

— То есть, даже если по вашим словам это какой-то другой старик, у моей девочки все-таки был шанс! — Ларошев почти кричал.

— Да не было у нее шанса! — теперь закричал и Кащеев. — Не бы-ло! Ни одного! Ни единого! В Дикой Пустыни он собирал одаренных детей. И оказывал им медвежью услугу, помогая как будто бы усмирить магические способности! Но вы не видели этих детей, Ларошев! А я видел. Это настоящие чудовища под масками ангелочков. Прикрываясь добрыми намерениями он породил монстров. И часть из них все еще бродит где-то… Ай, да что я вам объясняю… Лебовский, ты уверен, что он с тобой разговаривал? Это точно был не сон? Он молчит уже больше года. Даже когда просыпается, отказывается говорить.