Шрифт:
– Не отпущу!
– Начинается. Я же говорил тебе, что у меня много дел, так?
– Я не хочу остаться одна!
– Ты не одна.
– Вдруг с тобой что-то тоже случится.
– Со мной ничего не случится. Обещаю. К тому же ты останешься с мамой.
На этот раз Арина проявляет недетскую чуткость. Прежде чем сказать громким шепотом: «Я не хочу», она прижимает губки к уху Кирилла. Но я все равно это слышу. И что-то ломается у меня внутри. То, на чем еще держатся осколки моей личности. Плечи обрушиваются, я вся как старуха скукоживаюсь. Ничего-ничего. Конечно, я справлюсь. Я сильная. Просто сейчас немного слишком. Все одно к одному, и вот…
– Ари, мы еще все обсудим, ладно? Я завтра приеду. И послезавтра, а сейчас мне нужно вернуться на работу. Срочные дела. – Арина нехотя кивает. – Я тебя очень люблю, малышка.
Боже, я сейчас развалюсь прямо на глазах у дочки! Только этого не хватало. Не помня себя, я отхожу к двери, выбегаю из дома и несусь прочь, совершенно забыв о караулящей возле ворот прессе. Стоит мне выйти за калитку, как на меня тут же обрушивается с десяток журналюг. Они что-то кричат, суют мне под нос телефоны с включенными диктофонами, отсекая проход к машине. Вообще мне не привыкать к работе с прессой. Публичность зачастую становится лучшей защитой для подопечных нашего фонда. Но сейчас я не могу… Не могу.
– Без комментариев! – рявкает тот самый охранник, который не хотел меня пропускать. После чего берет меня под локоть и, выставив вперед плечо, берется прокладывать путь к моему старенькому Солярису.
ГЛАВА 4
В штате нашего фонда, конечно, имеется и психолог. Хорошая бойкая женщина – Людмила Борисовна. Хоть ей уже хорошенько за шестьдесят, мы с ней здорово подружились. Поэтому первым делом наутро я иду к ней, на цыпочках минуя кабинет Кинчева.
– Бессонная ночь? – присвистывает Люся, окидывая меня взглядом гестаповца на допросе.
– Что, так заметно?
– Мне – да. Чай? Я тут с мелиссой заварила, тебе, судя по всему, не помешает.
– Давай, ага, – часто-часто киваю я. – От кофе уже тошнит.
– Так, может, от кофе тебе и не спится?
– Нет. Я его уже потом пила, когда, провертевшись до трех утра в тщетных попытках уснуть, плюнула на все и засела за работу, – отмахиваюсь. – Ты же слышала, что Воржев разбился? Я составляла иск о восстановлении в родительских правах. Хочу подать в суд в ближайшее время.
Люся кивает. Седая как лунь, если верить ей самой, лет с тридцати, она носит стильную короткую стрижку, массивные серебряные украшения и свободного кроя брючные костюмы. А еще она много курит. Курит столько, что свисающая с уголка ее алых губ сигарета уже воспринимается как еще один неизменный аксессуар.
– Сигаретку?
– Ну, блин, Люся! Я же бросаю!
– Иногда сам бог велел.
– Ладно. Давай.
Люся ставит передо мной чашку чая и пепельницу. Курить я начала от нервов, когда Воржев меня выставил на улицу. На некоторых этапах моей борьбы с ним количество выкуриваемых сигарет исчислялось десятками. Потом я много курила, уже проиграв. Но через пару лет саморазрушения сумела взять себя в руки и теперь могу задымить лишь иногда. Когда хорошо, но чаще, когда мне плохо.
– Ну, говори уже, не томи. Как съездила? Что сказал мальчишка? Какой у него настрой?
Осторожно пригубляю свой чай, опасаясь обжечься. Убедившись, что тот достаточно остыл, делаю большой глоток и с удовольствием затягиваюсь. Мне удалось справиться со вчерашней сиюминутной слабостью. Сейчас я собрана. И готова, если потребуется, ринуться в бой.
Выпустив носом дым, рассказываю Люське о шокирующем ультиматуме сопляка. Хмыкаю, недоверчиво покачав головой. Я бы рассмеялась, но в том, что происходит, на самом деле нет ничего смешного.
– Ну-у-у, примерно этого я и ожидала, – пожимает плечами Люся, когда мой голос стихает.
– Серьезно? – выпучиваю глаза.
– Ты же сама говоришь, что стала для мальчика навязчивой идеей.
– Да, но, Боже, Люсь, шесть лет прошло. Да и вообще… Судя по тому, как фривольно Кир себя вел, в эти годы он времени зря не терял. Если ты понимаешь, о чем я.
– Все же поясни.
– Ну, он вел себя как настоящий знаток женщин. Так, знаешь, самоуверенно и нахально.
– Тебя это задело?
– Да с чего вдруг? Просто мерзко было от того, что сопляк вообще посмел озвучить подобный расклад. За кого он меня принимает?
Люся задумчиво крутит в руках видавшую виды ручку.
– Значит, либо он и мир, либо война?
– Похоже, так. По крайней мере, мне показалось, что Кирилл не отступит.
– Не хочу тебя расстраивать, но ты же понимаешь, что твои шансы выиграть в честной борьбе невелики?
– Кто сказал? – тут же ощетиниваюсь я.
– Кто-кто… Михась, конечно. Мы вчера за кружкой кофе тебе кости мыли. Ты уж прости, – усмехается Люся, ничуть не раскаявшись, и вдруг резко меняет тему: – Я потом погуглила этого твоего Кирилла. Н-у-у, он ничего так.