Все исчезло, испарилось. И зажегся третий — последний камень.

Я сглотнула и подползла к нему, нервно смахнув частицы грязи, что принес поднимающийся ветер.

Передо мной был все тот же зал, только теперь здесь было еще больше свечей, больше света и блеска золота.

— Где он? — недовольно спросил зрелый, но еще не старый мужчина низким, даже грубым голосом.

— Прибудет с минуты на минуту… — тихо и неуверенно ответила женщина. Лица и одежду снова скрывала серая дымка.

Я слышала стук приборов о посуду, видела, как тонкие стареющие пальцы подхватили золотистый кубок и поднесли его к ярко, но аккуратно накрашенным женским губам.

Тяжелая дверь распахнулась с тихим, жалобным звуком. И в зал кто-то вошел уверенными, неспешными шагами. Будто ни о каком опоздании ни шло и речи. Либо же, опоздание вошедшего не заботило вовсе.

Окутывающая силуэт дымка не могла спрятать все. Я видела, как гость небрежно расположился на стуле, и уверенным движением отодвинул от себя приборы, намекая, что трапезничать ни с кем не будет.

Дым уплотнился, почти скрывая от меня детали внезапно накалившейся атмосферы, а затем и ссоры. И все же, я видела обрывки того, как мужчины, повскакивали с мест. И как на пол полетела красивая посуда, натертые до блеска кубки, еда… Отчетливо слышались мольбы женщины о том, чтобы они перестали. Ведь так нельзя. Она, кажется, плакала.

А они ожесточенно спорили, высказывая друг другу претензии. Уступать не хотел никто. И тот, что старше, облаченный в златотканый жилет, окончательно потерял самообладание. Ему под руку попался тонкий серебристый нож, и он, не раздумывая запустил его в противника.

— Позор! — сплюнул на пол он после того, как промахнулся. — Бездарность!.. — теперь он бил словами.

— И все же, до тебя мне далеко. — Глухо, но уверенно, будто знал, что говорит чистую правду, ответил тот, за кем я наблюдала в предыдущем камне.

— Ах, ты… — зарычал мужчина словно животное. — Посмотри, кого ты родила! Смотри, я сказал! — его ярость выплеснулась на дрожащую от страха женщину, она обняла себя руками. Длинные пальчики с кольцами, вцепились в тончайшие плечи, прикрытые расшитой цветным узором тканью. — Если бы ты сдох, я бы глазом не моргнул! Более того, я бы был рад…

— Интересно, — в тон, и так похоже по интонации, ответил молодой мужчина. — Если бы сход ты, то обрадовался бы весь мир.

— Ох, да что же вы такое говорите? Вы же отец и сын. Ближе вас нет никого на всей земле…

Все мое внимание, несмотря на разгорающийся конфликт, снова привлекла неестественная тень, что плясала подгоняемая пламенем из очага. Она то рассыпалась по полу, то собиралась в одно… И все крутилась у ног того, кто открыл миррор. Не знай я лучше, предположила бы, что это Тьма.

Женщина вдруг замерла, в ужасе приложила ладонь к губам и глянула на мужчину, что был рядом. Белесая дымка больше не скрывала его лицо. Волевое, строгое, даже красивое.

Он рухнул на колени, будто кто-то невидимый надавил на широкие плечи. По богато расшитой одежде вдруг полилась жидкость. Сначала показалось, что кровь. Капли падали на грудь и колени поверженного. Стремительно, обильно.

Но кровь красная, а руки мужчины были будто испачканы чернилами… Сквозь ком в горле, я наблюдала как из его глаз, носа, ушей сочилось ничто иное как вязкая, ядовитая вода из миррора.

— Мальчик мой, — женский голос взлетел к высокому потолку. — Зачем ты так с отцом? Что ты наделал?..

Тот, к кому она обращалась, даже не дернулся. Скрываемый серо-белой дымкой, он молча подошел к склонившейся над телом отца матери, и коснулся ее дрожащего от горя плеча.

Пол вдруг завибрировал, и прочный, столетний камень вспучился трещинами по всему залу. Следующими затрещали стены, со скрежетом из окон вываливались стекла…

Женщина ничего не замечала, только кричала и кричала над бездыханным телом, как я поняла мужа, который больше не захлебывался черной водой. Он умер, а вода все выходила из его тела и собиралась вокруг него в лужу.

— Убийца! — она вскочила на шатающиеся ноги, утирая красное от слез лицо. — Думаешь, я не вижу, кем стал мой сын?…

Дым стремительно застилал камень, картинка вот-вот пропадёт. А мне надо услышать, что было дальше…

— Надо уходить, — он подхватил на руки хрупкую, но боевую даже в горе женщину, и понес к выходу.

— Пусти! — вырывалась она. — Пусти…

Роскошный парадный зал, со скрипом и глубоким неестественным стоном, обрушился, погребая под обломками всех троих.

Даже в камне выглядело это так реалистично, что я отодвинулась назад, и не сводила с картинки взгляда пока та полностью не исчезла.