Пятно на попе, конечно, не «заячья губа», но всё равно следовало придумать, как утаить шило в мешке. Слава богу, лицо ребёнка чистое. Или нет? Нет! Маленькая симпатичная родинка над верхней губой поставила окончательную точку в проекте «Кински+Ларссен». Организаторы начали потихоньку сворачивать активность и сливаться. Ребёнка предъявили оставшимся фанам в подгузнике, предварительно замаскировав родинку над губой. Но на этом всё, сказка кончилась.

Aдам Кински получил назначение в Пятую звёздную флотилию на границу миров. Ингрид осталась на Земле. Чтобы избежать огласки, ребёнка у молодой мамы забрали, и под именем Лиона Кински отдали на воспитание в детский дом. Ингрид ещё навещала дочь какое-то время, но вскоре словила неконтролируемую дозу психостимулятора и отправилась вслед за шведскими вёльвами в Хельхейм. Лионе светила участь стать очередным «звёздным ребёнком» и пополнить ряды переселенцев.

Но не тут-то было! Девочка проявила такую волю и стремление к знаниям, что воспитателям не оставалось ничего другого, как рекомендовать медалистку для продолжения обучения. По правительственному гранту Лиона поступила в Институт космической паразитологии. Вскоре пришло известие, что отец Лионы пропал без вести. Во время патрулирования отказали рулевые функции, и неуправляемый штурмовик Aдама унесло в непросматриваемые космические дали.

Рано оставшись сиротой, Лиона понимала, что поддержки ждать неоткуда. Если ты сама о себе не позаботишься, никто не придёт на помощь. Маленькая кошечка со львиным характером – вот кем стала Лиона, чтобы зацепиться за успех. Она сама определила перспективную кафедру, выбрала профессора Струве в качестве научного руководителя и приложила максимум усилий, чтобы попасть по распределению в его лабораторию.

То, что сделал Струве со своей женой, Лиону не смущало. Главное – профессор теперь одинок, а значит, у неё появился шанс.

В назначенное время Лжесемён выходит из номера и движется в кают-компанию. Через десять минут туда же направляется Кински. Выбираюсь, иду в северную галерею. В стеклянный проём на двери N-10 вижу склонённых над микроскопами лаборантов. Это двойники Таро. Нагибаюсь, чтобы не быть замеченным. Хотя опасность невелика, Таро головы от работы не поднимают.

Двигаюсь дальше N-8, N-6 – комнаты с термостатическими световыми шкафами, ламинарными боксами, лабораторными печами, стерилизаторами, секвенаторами и прочей хренью… Вот я и в начале северного крыла. Передо мной дилемма – N-3 или N-4, оба кабинета отсвечивали красным. Ок, начнём с чётной стороны. Чёрт, здесь только клетки с крысами! То-то мне показалось, что тепловое пятно странно расползается. Животные оживились, в надежде получить корм. Нет, милахи, ожидайте своего Таро.

Перемещаюсь в N-3. Это что-то среднее между операционной и реанимацией. Вход через стеклянный колпак защитного тамбура. Автомат напяливает на меня одноразовый костюм биозащиты и только после этого открывает вход в помещение. Здесь кое-что поинтереснее. На операционном столе тело мужчины по грудь прикрытое простыней. На плече татуировка: какой-то грифон и аббревиатура. Пациент подключён к ИВЛ. Жив, но, кажется, в коме. Провожу идентификацию.

Объект идентифицирован как

Эрвин Дарин

Бортмеханик гражданского флота

человек;

мужчина, белый;

50 лет, рост 182 см, вес 90 кг;

Особые приметы: на правом плече татуировка птицы Лайвер и аббревиатура LFC

Место рождения – Земля, Ливерпуль.

Образование – Военно-космическая академия. Стрелок-наводчик. Ранение в битве при Астероиде. Старший лейтенант в отставке. Не женат.

Конец файла

В вену установлена капельница. Второй штатив с жидкостью стоит у изголовья. Под шею подложена подставка таким образом, чтобы голова была на весу. Макушка прикрыта салфеткой. Под неё ведёт трубка от флакона. Снимаю салфетку. Жидкость из трубки орошает открытый бледный серо-розовый мозг.

Верхняя часть черепа аккуратно отпилена. Что-то они повадились черепушки вскрывать, то андроидам, то животным, теперь вот людям… Отмечаю для себя какие-то чужеродные синеватые наплывы на коре головного мозга. Чтобы разобраться что это, необходима биопсия.

Обхожу стол, снимаю простыню. В правом боку внушительная пробоина, закрытая прозрачным медицинским силиконом так, что можно разглядеть состояние внутренностей. Похоже на выстрел из серьёзной штурмовой винтовки. Разглядываю как в анатомическом театре: обугленные рёбра, остаток лёгкого, а вот с печенью всё хуже. Её нет. Надо будет просканировать, понять, жилец ли этот парень вообще.

Дарин внезапно открывает глаза, видит меня, силится что-то сказать. Трубка ИВЛ мешает.

На моём поясе замигал маячок – это сигнал, что разговор в кают-компании заканчивается. Ретируюсь как можно быстрее, но мимо стеклянного колпака не проскочишь. Всё по протоколу: открытие – одна минута, обработка защитной плёнки – три минуты, утилизация плёнки – ещё минута. Последний этап – обеззараживание объекта под плёнкой, то есть меня. Уф, наконец колпак отпускает жертву. Мчусь в S-5. Кажется успел, через пару минут дверь приоткрывается, входит Иви, останавливается на пороге и спрашивает кого-то за дверью:

– Хотите что-то посоветовать?

– Просто не во все помещения легко проникнуть, – голос Лионы Кински.

– Уверяю, я справлюсь. Если у меня возникнут трудности – воспользуюсь вашим пультом.

Кински пытается заглянуть через его плечо, касается рукой двери как будто хочет помешать её закрыть. Но наш мальчик не промах – заслоняет собой обзор в номер, нежно снимает и целует руку Лионы. Потом затворяет дверь у неё под носом. Ну вот как так? Пижонство и хамство в одном, отдельно взятом роботе?!