Целую неделю я не покидал пределы внутреннего двора. Не из-за слов Арины, не из-за опасения быть убитым или похищенным, вовсе нет… Другая причина держала меня.

Привел Лукич для моего обучения молодого казачка – Дмитрия, стало быть Митьку. Правда последний на простонародное обращение обижался. Требовал величать себя на «вы» и непременно мастером. Ну надо же, какие мы важные. У самого вместо усов цыплячий пушок, а требований вывалил целый вагон и маленькую тележку: от драки не убегать, палку в руки не брать, песком и камешками не бросаться, в низ живота не бить. Взял и лишил за раз всех козырей, а других в запасе не имелось. Трудно на равных драться с противником, который мало того, что старше, так еще и обучен хитрым приемам. Как он меня только не кидал: и через плечо, и через бедро, и закрутив волчком на месте. А один раз, упершись ногой в живот, перебросил через себя, запустив в долгий полет. О многом успелось подумать в те секунды, что находился в воздухе, в том числе и нафига все это нужно? В пушечное мясо хотите превратить для будущих бандитских разборок? А вот хрен вам – сбегу. Не к социалистам, так за Южные ворота. Сооружу лежанку в заброшенном гараже и как-нибудь перезимую. Не пугала меня перспектива остаться без крыши над головой, чай не в первой. Куда хуже виделось будущее, состоящее из сплошной череды тренировок.

Укатал меня мастер Митька, что сивку крутые горки. К концу недели я не только с постели вставал с превеликим трудом, но и конечностями шевелил еле-еле. На какой бок не повернусь – всё больно. Не осталось на теле живого места: всюду синяки, да ссадины. А этот мастер, растудыть его в качели, заявлялся чуть ли не каждый божий день. Ходил к нам в дом, как на церковную службу, и гонял, гонял, гонял…

Никакими увещеваниями его было не пронять, никакими жалобами. Дождик крапает на улице – обсохнешь, грязи во дворе по уши – отмоешься, рука болит – пройдет. Все у мастера Дмитрия было легко и просто.

Кажись, никогда в жизни так не изматывался. Ходил по дому живым мертвецом: не думал, не мечтал и ел только потому, что должен, не чувствуя вкуса. До раскладушки добирался, чтобы упасть и тут же заснуть. Даже забывал в туалет сходить. Просыпался посреди ночи с готовым взорваться от напряжения мочевым пузырем. Ох и тяжко мне было… тяжко.

Когда пришла пора идти к Арине, подумалось: «а может ну его»? Может лучше остаться дома и прикорнуть? Тем более что небо за окном снова заволокли свинцовые тучи, и принялся накрапывать противный дождик. Идти не хотелось, но я все же собрал остатки раскисшей воли в кулак. Накинул куртку на плечи и выбрался наружу или вернее будет сказать – выполз, а потом долго хромал по родным улицам поселка, припадая то на левую ногу, то на правую, до конца так и не определившись, какая больше болит. Раньше прошел бы это расстояние не задумываясь, а сейчас каждый поворот, каждый новый проулок отдавался ноющей болью.

«Потерпи пару недель… скоро привыкнешь», - говорил мастер Дмитрий, забывая уточнить, к чему именно. К нагрузкам или ощущению половой тряпки, которую многократно выжали и бросили обсыхать у порога? Я настолько устал идти, что даже не обрадовался, когда впереди замаячил знакомый фасад. Придерживаясь за перила, словно старый дед, поднялся на второй этаж - постучал. За соседней дверью зашебуршало, а это значит любопытствующая старушка была на посту.

Арина долго не открывала, и я уже собирался уйти, когда раздался звук шлепающих по полу босых ног. Щелкнул замок, и маячившая в сумраке тень отступила в сторону, дозволяя войти. Странно все это было… Обычно хозяйка встречала меня у самого порога, а тут словно специально шагнула в тень. Еще и свет в прихожей не зажгла.

– Чего застыл, кавалер? – не выдержала девушка. – Ты уж давай - решайся или туда, или обратно. Вечно открытой дверь держать не стану.

Полный нехороших предчувствий, я переступил порог. Руки мыть не пошел, вместо этого уселся на табурет и принялся наблюдать за копошащейся у плиты девушки. Точнее за профилем на фоне светлого окна.

– Ты чего? – Арина почувствовала мой взгляд.

– Можешь повернуться?

– Обойдешься.

Я не стал спорить, вместо этого спрыгнул с табуретки и подошел к ней. Ну точно, на левой скуле виднелись следы синяка. Арина попыталась скрыть их под толстым слоем тонального крема, но не помогло. Как не помогла и кофта, которую девушка сроду дома не носила. За стоячим воротничком пряталось пятно кровоподтека.

– Такое себе, - пробормотал я, ошарашенный увиденным.

– Ой, а себя-то давно в зеркале видел, - обиделась девушка, - синяк на синяке.

– У меня тренировки.

– В качестве груши для битья? – хмыкнула она.
– Ты уже ходить нормально не можешь, всего перекособочило. Ну, чего пялишься?

– Жду, когда перестанешь соскакивать с темы и назовешь имя того, кто это сделал.

– И что тогда, к Лукичу своему побежишь докладывать?

Сказанные слова прозвучали хлестко, словно Арина пыталась причинить ими боль. Знала же, что не по своей воли я оказался среди малажцев. Знала, и все равно бросила…

– Прости, - кажется, девушка поняла, что перегнула палку. Отвернулась и тихо пробормотала: - последние дни сама не своя: срываюсь на всех, хамлю. Синяки… да что синяки - ерунда по сравнению с прочими обстоятельствами.

Арина оперлась руками о столешницу и склонила голову, так что я не мог видеть её лица. Лишь слышать невыносимую горечь в словах.

И что же теперь делать? Понятно, что среди уличной шпаны лезть в душу считалось стремным, особенно в такие моменты. Проблемы каждый должен переживать сам, не вешая сопли на окружающих. Хочешь утешения – иди в церковь, а улица она… она слабых не любит, не терпит и не прощает. Потому и не любили среди пацанвы жалельщиков, могли в случае чего и в глаз засветить. Но то среди пацанвы, а как быть с девчонками?

Рука дрогнула, но так и не смогла подняться, погладить по голове. Вместо этого я попросил:

– Расскажи.

– Тебе это нужно? – прозвучал глухой голос из-за шторки волос.

– Это нужно тебе, а раз так, я готов сидеть и слушать… Печушки найдутся?

Угощение к чаю вскоре закончилось, а рассказ девушки все продолжался и продолжался, прерываемый походами в ванну и шмыганьем распухшим носом. Я и не знал, что в салоне мадам Камиллы творилось столько всего. Подозревал конечно, что в борделе существует своя строгая иерархия, но вот нюансы… Их мне никто никогда не рассказывал. В первую очередь сама Арина, пытавшаяся оградить мелкого Чижика от грязного белья. И вот теперь пришло время.