– Ценник подняли? А на что, на молоко? Скажи тамошнему молочнику, если еще раз стоимость задерет, лично приду и шею намылю.

С той поры искушения больше не возникало.

На следующий день я подошел к тумбочке и, открыв верхний ящик, долго смотрел на разбросанную мелочь вперемешку с банкнотами. Сколько здесь, рублей сто – сто двадцать. Тут не только на новую куртку хватит, но и оставшийся гардероб обновить. Постоял я, подвигал пальцем монеты, пошуршал «синицами» (примечание автора: простонародное название пятирублевых купюр за синий цвет основного фона) да и захлопнул, не взяв ни копейки. Сам не понимаю, отчего так поступил. Казалось бы, не тормози, выгребай всю имеющуюся наличность подчистую. Ведь завтра Лешки-Чижика уже здесь не будет. Тю-тю, дядя – прощай.

Подумал, и все равно не смог. Сколько не накручивал себя, сколько не вспоминал всего плохого, что приходилось снести от бобыля. И в грудак тот бил с такой силы, что едва смог дышать. За дело, но бил же… И Михасю вынес меня на блюдечке и сразу же отнял. И в банду записал без спросу. Только имелся ли у бобыля другой вариант?

Искать ответы было некогда. Уже через пять минут в дверь постучал мастер Митька и началась изматывающая тренировка. До самого обеда мы кружились по раскисшей от дождя земле: прыгали, бегали, отрабатывали приемы. А после, наспех перекусив и приняв душ, я направился по ставшему родным адресу.

Шел, а в мыслях раз за разом прокручивался предстоящий разговор. Интересно, Арина станет браниться? Да наверняка… Таких как она называли демоном в юбке. Сначала отругает, обзовет глупым рыцарем или накрутит сливу, а после обязательно обнимет.

Почему так? Все из-за несносности характера, привыкшего к плохому и потому не умевшего принимать добро. Это не я выдумал, это она сама так сказала. Случались у Арины приступы плохого настроения, когда она принималась ворчать не только на окружающих, но и на саму себя. Дескать слишком наивный я, привык смотреть на мир широко открытыми глазами ребенка, и не понимаю, какая она на самом деле испорченная.

Неужели она думает, что когда я вырасту - все изменится? У меня же ближе её никого нету…

Я с необычайной легкостью поднялся на второй этаж и осторожно постучал: раз, второй… На третий послышалось легкое шебуршание за соседней дверью - вредная старушенция была на посту. Да и плевать…

Я снова застучал, на этот раз с большей силой. Тарабанил так, что заломило в сбитых после тренировки костяшках. Обыкновенно в это время девушка была дома: отсыпалась после ночной или копошилась по хозяйству. Может вышла в магазин?

Громко щелкнул замок соседней двери и сквозь щель протиснулось сморщенное лицо.

– Чего шумишь, - проворчала недовольная старушка, - али не видишь, нету хозяйки.

– Нет так нет, - покладисто согласился я, - значит через часок загляну.

– И через часок не будет.

– Значит через два.

– И через два не застанешь, - не успокаивалась вредная старушенция, – сказано же, нет её. Съехала сегодняшним утром.

– Как съехала?!

– А так! Погрузила чемоданы и укатила на все четыре стороны.

Мысли с трудом ворочались в голове – плыли, цеплялись друг за друга, потому и спросил, глупо хлопая глазами:

– Куда погрузила?

Старушку мой растерянный вид порадовал. На морщинистом лице расплылась довольная улыбка.

– В такси - специальное грузовое, у нас в поселке такие не ездют, стало быть, заказала из самого города. Я все видела я все считала. Девять чемоданов погрузила – это же откуда такому добру взяться, а? Жила-то небогато, мужиков не водила, а тут чемодан за чемоданом, коробка за коробкой - туда-сюда… туда-сюда, шоферюга аж выносить устал. Я как это дело увидела, сразу хозяйке позвонила, чтобы вертихвостка эта чего лишнего не прихватила. А Степановна, ох и наивная в душе женщина. Сказала, что дескать квартирантка полностью расплатилась, потому никаких претензий к ней не имеет. А может та краники с ванной свинтила или душ? Цены то поди не маленькой стоят, в особенности ежели недавно меняли. И светильники! Уж больно на дорогие Степановна разорилась. Я ей говорю, куда такие в съемную квартиру ставишь, не для себя же стараешься - для чужих людей.

Старушка продолжала трещать, но я уже не слушал. Спустился на площадку ниже, только бы не видеть сморщенной физиономии. Уселся на голые ступеньки и принялся думать. Как назло, мысли в голову не шли, лишь дребезжал в ушах противный старческий голос:

«… укатила на все четыре стороны».

Арина не могла так просто сбежать. Она бы обязательно попрощалась или оставила сообщение… Да, точно – сообщение. Записку или устное послание кому-то из числа общих знакомых. Вот только кому? Имен хватало, и все они находились, точнее работали в одном и том же месте. В заведении, куда приходить было запрещено под страхом физической расправы. В квартале Желтых Фонарей…

При других обстоятельствах я может и мог бы рассчитывать на забывчивость человека. На то что обида истлела и поросла ковылем, но только не в случае с мадам Камиллой. Она никогда никому не спускала: будь то конкурент по бизнесу или ленивый почтальон. «Поругавшись единожды – поругался навеки» - под таким девизом жила зловредная хозяйка борделя.

Только что она сделает - прикажет охране дать тумаков? Меня за всю жизнь столько раз колотили, что парой новых затрещин не испугаешь.

До квартала развлечений добрался быстро, не смотря на ноющие после тренировки ноги. То и дело дорогу преграждали напитавшиеся влагой лужи, чья темная поверхность таила неприятные сюрпризы вроде ям. Утонуть в таких не утонешь, чай не колодец бездонный, но искупаться успеешь знатно. Несколько раз приходилось обходить настоящие озера, а один раз я был вынужден искать брод, потому как от дома до дома не имелось сухого места. Кто-то заботливый подложил доску, но увы длины её хватило ровно до середины. Вторая доска тоже имелась, но была отброшена в сторону и теперь валялась у противоположной стены. Может смыло волной от проехавшего мимо автомобиля, а может кто-то злой решил подшутить. В поселке подобного люда хватало, живущего по принципу «лишь бы другим сделать хуже».