Когда солнце скрылось за горизонтом, я вернулся к бару. Обстановка возле «Трех медведей» оставалась без изменений: ни подвыпивших посетителей на крыльце, ни шума положенной музыки, лишь тусклый свет с трудом пробивался сквозь шторы. Что же это за спецобслуживание такое?

Остатки разума нашептывали держаться подальше от места, на задворках которого порезали человека. Я бы так и поступил, случись это неделю назад, а не в сию минуту и секунду, когда душа жаждала приключений. А вдруг свезёт?

Я дождался момента, когда мимо пройдет загулявшая парочка. Огляделся и не обнаружив ничего подозрительного, юркнул на крыльцо. Прислонил ухо к замочной скважине, прислушался. Кажется или из глубины зала доносятся голоса, едва различимые на фоне шума городских улиц.

Ломиться через парадный вход не стал – спрыгнул на землю и серой тенью скользнул в сторону закоулка. С последнего визита здесь мало что изменилось: тот же узкий проход и громада стен, нависшая над головой. Дорогу преграждало прежнее препятствие в виде забора, а вот лаз оказался заделан. Кто-то успел озаботиться, примотав болтающийся кусок сетки на скорую руку. Пропустил тонкую проволоку промеж соседних ячеек и затянул с помощью пассатижей. Верх заделал, а про низ забыл. Приложив усилия, я отогнул болтающиеся края и плюхнувшись на живот, прополз на территорию. На тот самый задний дворик, где прошлый раз обнаружил раненного человека.

Ну надо же, а они прибрались. Избавились от большой части мусора, вроде груды ящиков у дальней стены, а вот бычки остались. Вся площадка была ими усыпана – скрученными, смятыми, втоптанными в грунт. Их было столь много, что местами не было видно просвета, в особенности на небольшом пяточке у черного входа. На двери по-прежнему красовалась табличка с надписью «только для персонала».

Интересно, для кого это повесили? Сетчатое ограждение само собой подразумевало незаконное проникновение на частную территорию. И если уж нарушитель оказался внутри, то подобным предупреждением его не остановишь. Как было не остановить меня.

Ладонь легла на ручку, и та неожиданно легко подалась – щелкнула, открыв заднюю дверь. Из полутемного коридора пахнуло массой запахов. Были здесь и вкусные, навивающие аппетиту вроде ароматов жареной картошки, и прогорклые от подгоревшего масла, и едкие – химические из-за чистящего порошка. Плитка пола оказалась влажной после недавней уборки. Поскрипывала под ногами, но что хуже всего оставляла отчетливые следы. Вернуться обратно? В тот самый момент, когда большая часть пути пройдена? Да ни за какие коврижки!

Осторожно, шаг за шагом я принялся продвигаться вперед. Плитка под ногами предательски скользила, и пару раз пришлось схватится за стенку. В одном месте и вовсе лужа осталась. Тоже мне уборщики – развели мокроту. Бабушка Лизавета говорила, что в мытье полов главное – не количество вылитой воды, а приложенные усилия.

Первой попавшейся на глаза комнатой оказалась подсобка. Тусклого света было достаточно, чтобы различить стеллажи со множеством полок. Наверняка здесь и сгущенка хранилась, и конфеты с печеньями, и шоколад разных видов. Пришлось приложить немало усилий, чтобы пройти мимо.

Следующей на очереди была кухня, увешанная кастрюлями да сковородками, словно стены рыцарского замка щитами. По центру возвышался гигантский стол с варочной поверхностью. Сейчас здесь ничего не готовилось, не бурлило, но местная атмосфера настолько пропиталась ароматами, что поневоле сглотнул слюну. А вон там дальше, в глубине комнаты располагались двери в морозильную камеру, где помимо говяжьих и свиных туш хранилось мороженое, а еще палки колбасы: докторской, со специями и пряностями, с красным перцем и без оного и…

Я вздрогнул всем телом, услыхав звуки голоса из-за стены - неразборчивый бубнеж, словно прихожанин церкви читал молитву. Усердно крестился и бил челом в пол после каждой строчки. От представившейся картины стало не по себе. Одно дело храм с соответствующей обстановкой, и совсем другое бар - место скорее бесовское, чем божье, пробуждающее скрытые пороки.

Довелось однажды услышать про сектантов, пойманных в Алтополисе. Поклонялись те богу, но делали все шиворот-навыворот: нательные крестики носили перевернутыми, а молитвы читали задом наперед. Службы устраивали в неподходящих для того местах: кладбищах, ночных клубах и притонах. Под утробные завывания приносили жертву вроде курицы или ягненка, а на алтарь ставили позолоченное блюдо наполненной свиной кровью со свинячей же головой. Отпив её, прихожане принимались петь и плясать. Вдоволь же наплясавшись, скидывали одежды и пускались в свальный грех, где были все со всеми: и не важно какого ты возрасту, какого полу. Дети Ветра – так они себя называли. Говорили, что рождены были свободными и бог их многое попускает, потому как создал по образу и подобию своему. Вседозволенность – вот что делает человека венцом творения, что возвышает и приближает к престолу небесному, а не рабское смирение и монашеская схима. Зачем усмирять плотские желание, коли даны они свыше при рождении?

Голос продолжал бубнить и по телу моему пробежали мурашки. Не этого я ожидал… Чего конкретно и сам не знаю, но уж точно не сектантов. Да и откуда им взяться в трущобах? Это в верхнем городе люди с ума сходят от безделья, а в Красильницком не до жиру – в Красильницком быть бы живу.

Набравшись смелости, я вышел в коридор и сделал пару шагов вперед. Бормотание заметно усилилось. Оно доносилось из-за закрытой двери в конце длинного коридора. Сквозь оконца-иллюминаторы пробивались отблески света - слабого, словно сидящие внутри пользовались свечами. Точно – сектанты!