— Ты будешь меня раздражать. Я уже точно могу это сказать.

Он побрел прочь, но то, как он это сказал, заставило её улыбнуться. В его голосе была нежность. Или, может быть, игривость. И когда он повернулся и одарил её улыбкой через плечо, что-то электрическое щелкнуло внутри неё и заставило её резко выдохнуть.

Торрен отступил назад и провёл кокетливым взглядом вниз, а затем снова вверх по её телу.

— Ты идёшь?

— Только если ты меня заставишь.

— Заставить тебя кончить (прим. в англ. «идти» и «кончить» одно слово)? — спросил он, его улыбка становилась всё ярче, а глаза сверкали озорством. — Я бы совратил тебя и испортил так, что ты никого больше не захочешь. А этого ты не захочешь, Дикая кошечка. Ты же хочешь когда-нибудь смириться с посредственным сексом.

— Самоуверенно, — заметила она, следуя за ним шаг за шагом.

Торрен взглянул на свой член и кивнул.

— Ага. Большой и дерзкий.

— Ты будешь меня раздражать, — сказала она, украв его слова. — Я уже точно могу это сказать. — Кендис наклонилась, зачерпнула горсть снега, скатала его в шар и швырнула в него.

Торрен легко увернулся.

— Ты бросаешь, как стриптизерша.

— Боже мой, сколько раз ты собираешься поднимать эту тему?

Торрен легко наклонился и зачерпнул снег своей гигантской рукой, а затем сложил огромный снежный ком.

— Не менее дюжины раз в день. Вот как я собираюсь прогнать тебя, разве ты не знаешь? Позор тебе за твою позорную профессию.

— Ты грубиян, — сказала она, отпрыгивая от его снежного кома.

— Разве ты не слышала о гориллах? Мы худшие.

— Вы все засранцы?

— Каждый до последнего.

— Даже Конг?

Торрен перестал пятиться и нахмурился.

— Мой папа — единственный хороший оборотень-горилла.

Кендис грустно улыбнулась и призналась:

— Иногда мне кажется, что мой папа был единственным хорошим тигром.

Они стояли и смотрели друг на друга, ни один из них не прокомментировал того, в чем только что признался. Каждый заверял другого, что они ужасны. Что всё хорошее в их семье осталось в их отцах.

Торрен выпрямил спину и глубоко вдохнул.

— Пахнет ужином. Что ты пьешь? У нас есть дешевое пиво или вода из-под крана.

— В особняке нет дорогого вина? — спросила она.

Губа Торрена дернулась, но не от удовольствия. Это была не улыбка.

— Осмотри дом, когда войдёшь. Серьёзно осмотрись. Мы здесь не шикуем, Дикая Кошка. — Торрен перевел взгляд на снег, затем снова на мгновение посмотрел на неё, прежде чем развернуться и зашагать к закрытому заднему крыльцу.

Хах. Кендис последовала за ним и открыла дверь, которую Торрен с грохотом захлопнул за собой. И тогда она сделала, как он просил. Она действительно осмотрелась. На веранде было намного теплее, защищенном от ветра стенами с окнами, но стол представлял собой ни что иное, как дешевый раскладной карточный столик, рассчитанный на шестерых. Стулья были несовместимы с пластиковыми, а два из них были обмотаны скотчем на ножках. Синий холодильник, старый и поцарапанный, стоял рядом с грилем на углях, который в универсаме, вероятно, стоил тридцать баксов. Вир и Нокс забирали гамбургеры, а Невада расставляла поднос с помидорами, солеными огурцами и салатом. Сверху на каждом углу были прикреплены обогреватели, но ни один из них не был включен, и все были в куртках.

— Могу ли я помочь? — спросила она у Невады.

— Ага, можешь взять салфетки и нож для горчицы? — пробормотала она, начиная открывать приправы на столе. — Ой! И возьми клубнику?

— Конечно, — пробормотала Кендис, идя в кухню. Отсюда ей была виден зал, и она действительно прониклась им. Диван и двухместное кресло были красно-коричневыми и не сочетались друг с другом. Они были сделаны из рваной старой кожи с прорехами на некоторых сиденьях. Угловые столики выглядели так, будто их привезли из секонд-хенда, и не было ничего, что украшало бы стены или навес над каменным очагом. Кухня была красивой, с полированными гранитными столешницами и деревянными шкафами ручной работы. Но когда она открыла шкаф рядом с холодильником, там были пластиковые стаканчики из барбекю-ресторанов и бумажные тарелки.

— Видишь? — спросил Торрен позади нее.

Её должно было напугать, как тихо он смог подкрасться к ней, но она почему-то даже не вздрогнула. Её тело по-особенному реагировало на звук его низкого, ворчливого голоса. По её спине пробежала сильная дрожь, и она не обернулась.

— Мне нравится такая реакция. Мне нравится, что я могу заставить тебя дрожать, — сказал он, подходя ближе к ней.

Его тепло передалось её спине, и когда он коснулся её руки кончиками пальцев, она автоматически выдохнула и растаяла, прижавшись спиной к его твердой каменной груди. Это было всё равно, что прислониться к стене, но она почему-то чувствовала себя в безопасности.

Глубокий, удовлетворенный рокот вырвался из его груди и ударял по её лопаткам.

— Ты сказал, что совратишь и испортишь меня, — прошептала она, закрыв глаза и чувствуя, как кончики его пальцев пробегают по её волосам. — Что, если я уже испорчена?

— Что ты делаешь? — спросил он почти нечеловеческим голосом. — Вы зовёшь зверя на охоту. Ты играешь в рискованную игру.

Она ответила мурлыканьем и выгнула спину, прижимаясь ягодицами к его члену. Большой мальчик. Его рука сжала её бедро, чтобы удержать на месте, а другая рука сжала её волосы и оттянула голову назад, обнажая шею.