На сей раз его растолкали ночью и повели в штаб. Старший из московских офицеров, тучный полковник с большими усами, глядя Киму прямо в глаза, сказал:

— Советское правительство положительно отнеслось к вашей просьбе о предоставлении гражданства. Отныне вы — полноправный гражданин Советского Союза, — он поднялся и протянул Киму руку: — Поздравляю.

Ким, почтительно согнувшись, осторожно пожал полковнику руку, а потом, вытянувшись, отчеканил:

— Служу Советскому Союзу!

По-русски он уже говорил бегло, но с сильным акцентом.

Полковник тут же спросил его:

— Вы готовы выполнить особое задание советского правительства, связанное с риском для жизни?

Ким ответил без секундного колебания:

— Так точно!

Полковник кивнул ему.

— Садитесь.

Ким сел на краешек стула, демонстрируя безукоризненную осанку и полнейшую почтительность к начальству.

— Хорошее японское воспитание, — вдруг сказал один из офицеров-разведчиков и почему-то захохотал.

Полковник не обратил внимания на слова своего подчиненного.

— Товарищ Ким, вам предстоит переброска на территорию противника. Вы будете действовать под именем японского военнослужащего. Поэтому придется хорошо подготовиться.

Подготовка началась на следующий день. Кима поселили отдельно от всего батальона. Занимались с ним два московских офицера, которые, как выяснилось, знали японский язык, и бригадные минеры, а так-же специалисты из штаба округа — по радиоделу и стрелковой подготовке. Занятия шли с утра и до позднего вечера. Московские офицеры нервничали, кто-то их постоянно торопил.

В целом они были довольны Кимом. Он учился в японской школе и вырос среди японцев, поэтому они надеялись, что ему удастся избежать разоблачения. Его научили стрелять, изготавливать самодельные взрывные устройства и скрытно их закладывать. Но толком освоить приемы шифровки и расшифровки телеграмм, работу на передатчике ему не удалось — не хватило времени. Кроме того, офицерам казалось, что он нуждается в дополнительной психологической подготовке. Ведь это безумно сложная нагрузка — выдавать себя за другого человека.

Впрочем, их успокаивало одно — командировка Киму предстояла недолгая. Он должен провести в Маньчжурии несколько месяцев, а затем вернуться на базу. Возможно, потом его вновь перебросят через границу, но тогда появится дополнительное время для подготовки.

Переброску Кима взяли на себя пограничники — у них был безопасный маршрут. В Маньчжурии советская военная разведка располагала несколькими надежными агентами. Ким получил две явки — это были люди, которым он мог передать срочное сообщение. Они же должны были назвать ему время возвращения.

Ким не испытывал ни малейшего страха. Он знал, что легенда у него замечательная. Его перебрасывали в Маньчжурию с очень надежными документами.

Три месяца назад на границе советский патруль задержал двух японцев, которые, судя по всему, заблудились и совершенно случайно вышли к границе. Это был японский офицер и его младший брат, ожидавший призыва. Офицер пытался сопротивляться и был застрелен на месте. Младшего брата взяли живым. У него с собой были все вещи, включая письма из дому и полный набор документов. И у одного из офицеров советской разведки зародилась мысль: а не попытаться ли перебросить в Маньчжурию своего агента, выдав его за этого японца?

— А кто же будет изображать японца? — задал в Москве вопрос генерал, от которого зависело окончательное решение.

— Найдем кого-нибудь из наших корейцев, — уверенно ответил офицер, докладывавший план операции.

Для генерала, конечно, и японцы, и китайцы, и корейцы были на одно лицо, хотя в реальности они не так сильно похожи друг на друга. Но в жилах Кима текла и японская кровь. Он действительно был похож на японца, пойманного пограничниками. Плюс они были ровесниками.

Киму дали возможность увидеть человека, которого он теперь будет изображать. Когда японца приводили на допрос, Кима сажали в соседней комнате, и он через небольшое отверстие наблюдал за тем, как тот говорит, как двигается, как улыбается или хмурится.

Ким удачно перешел через границу и устроился на новом месте. Но почти сразу его призвали в армию и, вместо того чтобы оставить в Маньчжурии, повезли в Японию. Буквально накануне отъезда он получил от связного короткую записку с описанием места в Токио, где его будут ждать каждое третье и четвертое воскресенье месяца.

Он успел четыре раза встретиться с новым связным — это был молодой помощник советского военного атташе. В последний раз, уже в декабре 1944 года, Ким — или уже будем называть его Огава — передал, что его отправляют на Филиппины. И наконец, оказавшись на острове, он сумел отправить радиограмму, сообщив, где он находится.