— Ты прав, — кивнул Евлентьев, — я и в самом деле того… Похоже, сломался.

— Нет–нет, старик! Я не это хотел сказать! — Самохин прижал ладони к груди, и Евлентьев с какой–то внутренней усмешкой понял, что и ногти у его старого приятеля покрыты лаком, приведены в порядок руками умелыми и заботливыми.

— Да ладно тебе, — он махнул рукой не то на слова Самохина, не то на самого себя.

Электричка подошла к станции Фили. Часы на бестолковом угластом здании показывали четыре минуты одиннадцатого. Разговор двух старых приятелей продолжался около десяти минут. За это время многое изменилось в их взаимоотношениях.

Если когда–то они были на равных, то за эти минуты один поднялся на несколько ступенек вверх, второй опустился вниз.

— Тебе где выходить? — спросил Евлентьев, тяготясь и этой встречей, и разговором, который явно становился пустым и обременительным. Впрочем, тяготил он, похоже, одного лишь Евлентьева. Самохин оставался оживленным, говорливым и, кажется, готов был продолжать беседу до бесконечности.

— На Беговой выйду… Мне надо на Пушкинскую, там моя контора.

— Что за контора? — без интереса спросил Евлентьев, незаметно трогая ногой сумку под сиденьем. Эта поездка для него оказалась пустой — кроме одной книги и двух шоколадок, продать не удалось ничего. Встреча с Самохиным сломала все его надежды, и теперь он думал лишь об одном — побыстрее отправиться в обратный путь на Голицыне и попытаться хоть немного заработать на ужин.

— Ха! — весело воскликнул Самохин и, кажется, даже ногами взбрыкнул, услышав вопрос. — А я все думаю — когда же ты об этом спросишь, когда поинтересуешься, чем занимаюсь!

— Робел, — развел руками Евлентьев, — с виду ты вроде как новый русский, а они не любят отвечать на такие вопросы, таятся. У тебя как… На груди золотая цепь?.. Висит?

— Висит! — радостно кивнул Самохин. — Златая цепь на дубе том!

— Тяжелая?

— А! Ерунда! Двадцать пять грамм.

— Ничего, — уважительно склонил голову Евлентьев. — Дашь поносить?

— Хоть сейчас! — И Самохин полез за пазуху.

— Да ну тебя! — остановил его Евлентьев. — Шутки наши забыл? Помнишь, ты у меня просил — дай джинсы поносить… Помнишь?

— Было такое, — согласился Самохин, и опять Евлентьев заметил, что воспоминание это не было для приятеля радостным.

— Так где же ты работаешь?

— Старик, ты не поверишь… Я нигде не работаю…

Ни на кого не работаю. Я на себя работаю.

— Я тоже.

— Старик… У меня банк. Понял? Банк! Это тебе о чем–нибудь говорит?

— Говорит, — кивнул Евлентьев. — Как я понимаю, ты банкир?

— И неплохой! — расхохотался Самохин. — Банк небольшой, но с очень высокой степенью надежности. По надежности я вхожу в первую десятку Москвы. Конечно, среди банков моего пошиба. Так что советую — накопления неси ко мне.

— А не слиняешь?

— Обижаешь, старик, — укоризненно протянул Самохин. — Если придется гореть, тебе сообщу первому — приходи, дескать, забирай свои миллионы, пока не поздно.

— Следующая Беговая, — сказал Евлентьев. — Не прозевай.

— Успею… А это дело… — Самохин ткнул ногой в сумку под лавкой, — кормит?

— Хиловато.

— Поит?

— А вот это уже нет… На питье не хватает.

— Так, — Самохин посерьезнел, наклонился, чтобы посмотреть на сумку, без всякой мысли наклонился, но, наткнувшись на размокшие, давно не чищенные ботинки старого друга, распрямился. — Хочешь, куплю весь твой товар? — неожиданно спросил он.

— А зачем он тебе?

— Я его тебе и оставлю… А?

— Нет, Гена… Не надо. Неловко получается. Два–три рейса — и я весь его распихаю. После обеда торговля поживей пойдет.

— Ты что… Обратно в Голицыне? — спросил Самохин почти с ужасом.

— Нет, — покачал головой Евлентьев. — Только до Одинцова. Дальше торговли нет…

— И так весь день?

— Ну, почему обязательно весь… Не весь…

— Слушай, Виталий… Нам нужно увидеться.

— Увидимся, — Евлентьев пожал плечами. — Почему бы и не увидеться хорошим людям. Обязательно.

— Сегодня.

— Боюсь, не получится… Дело в том… Понимаешь… У меня назначена одна небольшая встреча личного плана, — Евлентьев и дальше готов был молоть что–то бессмысленное, но Самохин показал, что не зря и не случайно оказался во главе банка. Он перебил Евлентьева жестко и твердо, сразу отбросив все смешливое и легковесное.

— Сегодня, — повторил он. — Ровно в восемнадцать часов ты будешь ждать меня на выходе из метро «Краснопресненская». На троллейбусной остановке.

— Ты подъедешь на троллейбусе?

— На «Мерседесе».

— Он же сломался.

— Подъеду на другом. Повторяю, ровно в восемнадцать часов. Форма одежды парадная.

— Нам что–то предстоит? — спросил с кисловатой улыбкой Евлентьев, и в этом вопросе уже было согласие.

— Да. Ужин. — Самохин отвечал быстро, торопливо, без улыбки, и Евлентьев хорошо представил себе, как четко ведет банковские заседания его старый приятель.