Виктор проснулся около девяти. Солнце ярко светило в высокие окна. Ночью прошел снег, и теперь он, ослепительно белый, искрился под чистым небом на крышах домов и в скверах. Его соседа, полярного летчика Куприянова, уже не было. Номер был тщательно убран, постель аккуратно заправлена, слегка пахло одеколоном.

«Опять помчался за покупками, – решил Виктор, закрываясь от солнца рукой. Он вспомнил, что Куприянов собирался отправить домой очередную посылку, а потом куда–то уехать на несколько дней. – Все промышляет». И поймал себя на том, что понял причину своего раздражения: за эти дни ему самому ни разу не удалось побывать в магазинах, потратить хотя бы минуту на поиски пальто для матери. А теперь и денег на покупку не осталось. Виктор чувствовал себя мерзко. Он попытался разобраться в этом и понял, что во всем виноват сам. «Догулялся, доигрался, как беззаботный мальчишка. А ведь девятнадцатый год пошел. Вроде бы уже не маленький. Наделал глупостей и сам себя жалею. Я о матери забыл. Карты, выпивки, поездки… Ведь понимал, что делал. Понимал, но делал… Хотелось обвинить во всем Гурама: неужели не мог остановить? Но он тоже играл и также мог проиграть. Разве я ему советовал? Нет». Виктор вытащил из кармана деньги и пересчитал – сорок три рубля и еще какая–то мелочь.

В соседнем номере громко разговаривали женщины, где–то работал телевизор. Жизнь шла своим чередом. Каждый был занят своими заботами…

«Как же теперь быть? – озабоченно подумал Виктор. – Занять деньги у Гурама? Даст, не откажет». Но просить у него не хотелось. Позвонить домой? Но эту мысль он сразу же отбросил. Звонок для матери будет ударом… Он встал, подошел к окну. Тугой свежий воздух был почти ощутим. Опершись руками о подоконник, он посмотрел вниз. У подъезда гостиницы стояли с чемоданами и свертками отъезжающие. В стороне от них парень с девушкой ели мороженое в вафельных стаканчиках и над чем–то смеялись.

Виктор прошел в полутемный коридор, взял из стенного шкафа свежее полотенце. И отпрянул. С плохо подогнанной полки на пол упали рубашки Куприянова. Среди них был белый конверт, из которого вылетели десяти– и двадцатипятирублевые купюры. Виктор стал их собирать. Чувствовал он себя неловко. В коридоре послышались шаги. Кто–то остановился у двери, подергал ручку, а потом постучал. Стук был негромкий, но решительный. Спрятав деньги в карман, Виктор отшатнулся от шкафа. Дежурная или уборщица? Тамара так не стучит. А может, Куприянов вернулся? Что подумает? Виктор ощутил, как леденящий спазм сдавил горло.

Он открыл дверь. Перед ним стоял Гурам: гладко выбритый, аккуратно причесанный, с коричневым, в искорку шарфом вокруг шеи.

– Привет! Можно?

– Проходи. – Виктор посторонился.

Гурам переступил порог. Не раздеваясь, откинув полы пальто, сел в кресло и огляделся.

– А у тебя здесь ничего. Как говорят, феше.

Чтобы скрыть волнение, Виктор сунул в карманы дрожащие руки.

– Что феше?

– Фешенебельно, – рассмеялся Гурам. – Живешь словно туз червонный. – Его взгляд был непривычно прощупывающим.

– С твоей помощью, – тускло ответил Виктор. Он еще не остыл от сознания того, что чужие деньги лежат в его кармане. Все походило на неприятный сон. Ему захотелось бежать из этого номера, бежать от Гурама, который по–прежнему пристально смотрел на него. Бежать сейчас же, или случится что–то страшное, непоправимое Гурам спросил его о чем–то, а он не ответил. Но от этого вопроса почувствовал неожиданное облегчение, понял, что Гурам ни о чем не догадывался.

– Чего вчера так тихо ушли? – спросил Гурам. – Даже не попрощались.

– Решили пройтись по городу…

– От проигрыша очухался? Или еще не пришел в себя?

– Времени не было. Все еще впереди, – холодно произнес Виктор.

– Вот как? – Гурам взглянул на него. – Это ты правильно сказал – все впереди. Карты не учебники, где все расписано от «а» до «я». Карты – тонкое дело.

– Я больше до них не дотронусь.

– Не зарекайся! – рассмеялся Гурам.

– У меня сейчас другая забота…

– Скорее бы домой?

– Нет.

– С Тамарой поссорился?

– Нет.

– Слушай, опять «нет» говоришь! Какая твоя забота?

– Достать двести рублей. Матери на пальто.

– Других забот не имеешь? – с ухмылкой спросил Гурам и непроизвольно потер руки.

– Других нет! – уверенно ответил Виктор. – Ты таких забот не знал, не понимаешь… – Он вышел в переднюю, открыл дверцу шкафа и, вытащив из кармана деньги, положил их на место. Между рубашками.

Гурам глубоко вздохнул, подошел к телефону, набрал номер и тут же опустил трубку.

– Что будешь делать теперь? Что намерен предпринять? Грабить, убивать, вагоны разгружать?

Виктору показалось, что Гурам над ним подтрунивает.

– Разумеется, не первое и не второе, – сказал он холодно. – А вот насчет вагонов – это идея. Спасибо, что подсказал.

– Чушь, дорогой! – Ты этого не сможешь. За две сотни знаешь, сколько вкалывать надо? А ты еще картошку чистить не научился.

– Попробую! – ответил Виктор уверенно.

– Не трепись! Хотя попробуй. Сила есть – ума не надо…

– Значит, безвыходное положение?

– Кто так сказал? Оборотистые люди за день зарабатывают и не такие деньги, – сказал Гурам. – Для этого разные способы есть. Нужно подумать…