– Такие способы не для меня. Я не из деловой породы. И никогда ловчилой не был.

Виктор подошел к креслу и, поддернув брюки на коленях, сел против Гурама.

– А кто заставляет быть ловчилой? – Большие черные глаза Гурама смотрели осуждающе. – Просто говорю, что деньги за так нигде не выдаются, их зарабатывают или делают.

Виктор нахмурился.

– Что предлагаешь?

– Деньги лопатой грести можно. Умей только подбирать не спеша. Это я еще в первом классе усвоил, – авторитетно проговорил Гурам.

Виктор воспринял это неодобрительно.

– За счет других? Мы с тобой в разных школах учились!

– Красиво говоришь, – заметил Гурам. – Зачем людей выше себя ставишь? Им, когда у них все в норме, другие до лампочки. Каждый свою копейку жмет. Добро как милостыню дают.

Виктор рассмеялся.

– Послушаешь тебя – вроде и жить не для чего. По–моему, самое большое несчастье – это рассуждать как ты. Живешь рублевыми интересами.

Гурам ответил безмятежно:

– Изрек прямо, доходчиво. Только нужные слова я себе уже давно сказал. Ты непрактичный человек. Придет время – поймешь…

Виктор посмотрел на него с сожалением и, словно для себя одного, произнес:

– Никогда не думал, что за посиделками забуду о матери.

– Чувство заиграло? – усмехнулся Гурам. – Сентиментальным стал? Давай, дорогой, не будем так. У тебя честные глаза, а это основа жизни. Все наладится, все утрясется.

– Успокаиваешь? Я все–таки попробую насчет вагонов. Может, повезет…

– Не смеши, дорогой, – оборвал Гурам. – Не говори глупости. Молчи и слушай. – Он встал и обнял Виктора за плечи. – Везение – удел для дураков, а ты умный. Тебе нельзя жить на авось. Это мелко. Кстати, – Гурам сделал многозначительную паузу, – Тамара о тебе высокого мнения!

– Что имеешь в виду?

– Говорила, что решительный, смелый, хваткий парень, а ты разнюнился…

– Какой я хваткий…

Гурам о чем–то еще говорил, но Виктор слушал невнимательно и отвечал невпопад, потому что понимал сейчас, что вел себя в последние дни просто глупо. «О чем же я думал эти дни? – спросил он себя. – О себе думал! – неожиданно пришла мысль. – Для себя поехал сюда, для себя и в карты играл. Деньги растратил тоже на себя. Как все сложно и просто! К экзаменам готовлюсь, не работая, выходит, тоже для себя. Мать на полторы ставки пошла, а я как тунеядец…»

Все происшедшее с ним представлялось ему в эти минуты в совершенно неожиданном свете.

– Понимаешь, я виноват перед матерью. Мучает совесть. Я никогда не смогу сказать ей правду… – Он сжал ладони так крепко, что кончики пальцев покраснели.

– Неправильно говоришь! – сказал Гурам глубокомысленно, словно почувствовал себя задетым. – Зачем такой перебор? Совесть людям по–разному служит. Одним вредит, спать не дает, другим на пользу идет. Это кто как к ней относится и понимает. Совесть! Слово–то какое выдумал. Теперь к ней люди ловко приноравливаются. Вот насчет правды – это точно. Скрывать ее – удел сильных, потому что она пить, есть хочет. Человека гложет. Слабаки и эгоисты обычно от правды бегут. Пусть другие с ней маются. Вот и ты хочешь свой груз на мать повесить. Пожалей ее–то! Держи свою правду взаперти.

– Ты что? Ты что говоришь? – укоризненно воскликнул Виктор.

– Что говорю? Не понял? Скажу другими словами. Легко жить хочешь. Я думал, ты наивный. Оказывается, нет. За мать спрятаться хочешь. Дешевка ты! – Лицо Гурама скривилось. – Самая настоящая дешевка!.. Насчет матери от меня доброты не жди. Это слово у меня вот тут, – он стукнул себя в грудь. – Надеюсь, понял? Вот так!

Обида захлестнула Виктора. Он резко встал. Была одна мысль: отплатить Гураму за оскорбление. Виктор рванулся к нему.

Гурам уклонился от удара. Теряя равновесие, Виктор упал на кровать и прикрыл голову руками, но ответных ударов не последовало.

– Ты растешь в моих глазах! – бросил Гурам. – Удар у тебя приличный. Браво! Но знай, разговор с помощью жестов теперь не в почете.

– Кати отсюда! – задыхаясь крикнул Виктор.

– Я? – усмехнулся Гурам.

– Ты! – эхом откликнулся Виктор. Губы его дрожали. Гурам подчеркнуто спокойно сел в кресло.

– Давай без нервов. И не пытайся портить мою физиономию. Скажу прямо. Я уважаю тебя еще больше. Есть характер! Но если гонишь… Что ж, оставайся один. У меня тоже гордость.

Виктор медленно приходил в себя. Обида тускнела. Но странно, ссора с Гурамом зародила неожиданное чувство. Ему казалось, что вина перед матерью стала меньше. Ведь он защищал ее.

– Эх ты, штатив в брюках, – сказал Гурам проникновенно. – Тебе паровоз срочно нужен. Вытаскивать надо…

– Если меня, то не нуждаюсь…

– Тебя, конечно. Из долгов. Между прочим, я Леве твой карточный долг – сто пятьдесят рублей отдал. Теперь ты в должниках у него не ходишь.

– Это как понять?