– И никто не помогал ей?

– Не знаю…

– Хорошо, приглашу я ее, побеседую…

– Очень прошу тебя, Николай, сам разберись. И не наказывай ее. Наверное, ты прав – и с озлобленным человеком надо искать общий язык.

– А разве вы нас наказывали, Клавдия Дмитриевна?…От разговора с полной женщиной и ее белобрысым сыном остался неприятный осадок. Беседа с ними оказалась короткой.

Парень вернулся из колонии. Комиссия по делам несовершеннолетних направила его в пятое автохозяйство. Но там в приеме на работу отказали. Начальник отдела кадров заявил, что без среднего образования в ученики автослесаря не возьмет.

«Ну и бюрократ же этот Долбилов, – думал Арсентьев. – А ведь знает, что творит беззаконие. Знает, но творит. Не за дело, за свое спокойствие борется. Видно, хорошо усвоил, что нередко личная его работа оценивается не количеством добрых дел, а процентом нарушений трудовой дисциплины, увольняемости, текучести кадров…»

Арсентьев вспомнил, как этот Долбилов на районной комсомольской конференции говорил о важности воспитания подрастающего поколения, о профилактике правонарушений. Под аплодисменты зала он раскритиковал тогда руководителей предприятий, учреждений, ДЭЗов, которые закрыли на замки пустующие помещения, залы, красные уголки, спортивные площадки. Добрался и до директоров клубов, которые, по его словам, больше всего заботились о выполнении финансовых планов.

В этот раз досталось и Арсентьеву за то, что его оперативники слабо поддерживают контакты с заводами и фабриками, их общественными организациями. Он тогда не оправдывался и согласился с Долбиловым. Его критика в целом была правильной. Только вот на деле он сам оказался разглагольствующим демагогом, а его выступление – враньем. Призывать, а самому не делать – безнравственно. Чтобы устранить недостатки, заботиться о детях, мало говорить об этом, обвинять и разносить других. И подумал, что Долбилов, пожалуй, из того типа администраторов, которые, научившись рассуждать о важных вещах, быстро забыли о том, что они служат для людей, а не люди для них.

Арсентьев выдернул из календаря листок, размашисто написал номер телефона и протянул его парню.

– Завтра после двенадцати позвонишь. Скажу, что делать и к кому подойти.

Проводив их, Арсентьев вспомнил, что осенью этот Долбилов не принял девушку, которая судилась за подделку листка нетрудоспособности, а потом и парня, отбывшего наказание за драку. Девушке отказал умело. Сказал, что оклад у машинисток в автохозяйстве небольшой. Посоветовал пойти на завод железобетонных конструкций – там платят больше. Даже позвонил туда. Заботливым представился. В таких, как Долбилов, не разберешься сразу и на чистую воду не выведешь.

В кабинет вошла круглолицая невысокая девица в модных очках на аккуратном носике. Ей было около двадцати.

– По вопросу прописки к вам? – деловито спросила она и с любопытством оглядела кабинет. – Я так долго ждала… Можно стакан воды? У вас даже напиться негде.

Арсентьев протянул стакан.

– Благодарю… Скажите, вы гуманный человек? – Она нисколько не волновалась, чувствовала себя уверенно.

– Вы же не за интервью пришли. Изложите причину прихода?

– У меня личных просьб нет. Я о тетке. Она больна. Практически недвижима. Ей далеко за семьдесят…

– И что же?

– Она живой человек. Рассудок ясный. Горда по–своему. Но варят кашу и чай ей подают чужие люди. Они же и убирают… Представляете!

– Вас это смущает?

– Скорее возмущает. Это не тот случай, когда несчастье облагораживает людей.

Арсентьев не торопил ее. Он терпеливо выслушивал пылкие слова девушки.

– Я не хочу говорить о людях плохо, – продолжала она. – Но это даже не чудачество. Простой расчет. Уверена – соседям нужна теткина комната, а не ее здоровье. Их забота – пустая видимость.

– А вы не предполагаете, что их помощь бескорыстна?

– Да их трое в одной комнате! А здесь возможность…

– Вы–то сами что хотите?

– Ухаживать за теткой. – Она смотрела ясными глазами. – Я думаю установить опеку и прописаться. По закону…

– Забота о тетке такой формальности не требует.

– А разве опека не дает права на прописку?

– Вам–то она зачем? Тем более прописка – это еще не право на площадь.

Последовала пауза.

– Об этом я не знала. – Девица была явно разочарована, пожалуй, даже немного смущена. – Я подумаю и, наверное, приду к вам еще.

– Пожалуйста, но ответ будет тот же.

Он с грустной улыбкой смотрел ей вслед…

Кто–то осторожно постучал в дверь и, слегка приоткрыв ее, попросил разрешения войти. Это был сухонький, небольшого роста, стремительный мужчина лет пятидесяти пяти. По его виду Арсентьев сразу понял, что в милицию этого посетителя привели какие–то тяжкие переживания.

– Здравствуйте. Моя фамилия Матвеев, – еще с порога басовито представился сухонький мужчина.

– Здравствуйте. – Арсентьев с любопытством посмотрел на него и подумал: сам с вершок, а на версту голосок.