Ровно в одиннадцать две муровские «Волги» подкатили к площади Маяковского. Оперативники вышли на оживленные тротуары и смешались с толпой. Разделившись на группы, они прошагали мимо зеркальных окон ресторана «София», магазина «Колбасы», гриль–бара. Пройдя подземные переходы, блокировали указанные им места. Филиппов выбрал удачную позицию. Пристроившись к очереди в билетную кассу Театра сатиры, он уже о чем–то увлеченно разговаривал с двумя скромно одетыми девицами. Оказаться замеченным здесь риска не было. Таранец с Гусаровым встали у гостиницы «Пекин», поближе к пешеходной дорожке. Филаретов свою группу расставил около метро, из дверей которого лился плотный людской поток.

Валет появился у Концертного зала имени Чайковского ровно в одиннадцать.

– Видишь? – спросил Арсентьев Филиппова.

– Засек! – односложно ответил Филиппов и чуть заметно кивнул. Его профессиональная память сработала безотказно. – Изменился, конечно. Худоват стал… и сердитый.

Вид у Валета и впрямь был хмурый. И выглядел он неважно. Лицо землистое, под глазами отечные мешки. В эту ночь он долго ворочался, не мог заснуть. Мучила бессонница. Около двух, откинув одеяло, он встал и вышел на кухню. Допил оставшееся в бутылке пиво и, сев на табуретку, закурил. Гнетущая тоска переросла в безразличие ко всему – к себе, к увесистой пачке денег, хитро спрятанной в квартире, к оставшимся ценностям, которые утром он должен отдать Робику.

«Это мое последнее дело, – решил он, нервно затягиваясь. На эти деньги проживу спокойно пару лет, а там видно будет. Лишь бы не споткнуться по–глупому. – Прижавшись спиной к холодному кафелю, вдруг подумал: – Ведь я хотел красивой жизни, а что стало? Я в ней один, как перст, житье свое превратил в сплошной страх».

В эту ночь размышлял он долго и не заметил, как уснул.

Прохаживаясь меж колонн, Валет сейчас терялся в догадках. Прошло десять минут, прошли еще десять, а Робик не появлялся. «Опять тянет, – зло подумал он. – Был паразитом, паразитом и остался».

Валет чувствовал себя обманутым. Голову под срок он подставляет один, и весь ответ за кражи на него одного. Зато гуляют все. И Робик, и покупатели, и те, кто ворованные вещи носить станет. Им беззаботно, они не тужат, рассуждал он. И страх их не пугает. А я, выпрыгивая вперед, первым же и сажусь. Выходит, мне из–за публики и на воле свободы нет?..

…Робик вынырнул из толпы незаметно. Подошел вроде бы прикурить. Валет протянул спичечный коробок.

– Паскудный ты человек. Опять опаздываешь, – сквозь зубы процедил он. – Зачем заставляешь столбом стоять напоказ? Или меня на прочность проверяешь? За такие дела знаешь что полагается?

– Скажи, пожалуйста, как быстро летит время, – невозмутимо ответил Робик. – Не злись. Я покупателя ждал.

– Вот этого я не знаю, – желчно проговорил Валет. – С этим разберемся потом. А сейчас проворачивай дело. В коробке цацек на пять тысяч. Дешевле не отдам. Если надумаешь играть, под корень тебя заделаю.

От привычной самоуверенности Робика не осталось и следа. Понадобилось несколько секунд, чтобы он окончательно пришел в себя.

– Опять грозишь? – сказал обиженно и, резко повернувшись, зашагал через площадь. Он шел стремительно, будто ничего и не произошло, хотя всей спиной чувствовал тяжелый взгляд Валета.

Арсентьев уловил момент передачи коробка, сказал об этом Филиппову. Тот подошел к газетному киоску и просигналил Таранцу. Его поняли правильно – брать Робика рано. Нужно дождаться его контактов с другими связями.

Робик шагал по площади, ничего не видя перед собой, и думал: «Откуда у Валета такая злоба? От воровской жизни?» Робик знал, что страх перед ним появился у него после брошенной фразы о даче в Загорянке. Недобрый намек засел в памяти прочно. «Выходит, знает, где дача, знает, сколько в нее вложено… Поэтому и сказал. А если так – может и подпалить». Эта мысль терзала его.

Валет стоял спиной к дверям Концертного зала и цепко смотрел вслед Робику. Когда тот скрылся за углом кинотеатра «Москва», он неторопливой походкой праздношатающегося человека, больше ни о чем не думая, побрел по Садовому кольцу в сторону Бронной улицы.

Робик, не задерживаясь, прошагал мимо «Жигулей», стоявших против гостиницы «Пекин». В это мгновение заметил: за рулем был Гурам. Позади него – представительный мужчина лет шестидесяти, с крупными чертами лица, похожий на большую откормленную птицу.

Через минуту Робик подошел к машине.

– Я просил тебя приехать одного, – захлопывая дверцу, бесцеремонно сказал Гураму.

– Это мой родственник. Он ювелир. Хочу знать его совет. Мужчина манерно кивнул и назвал свое замысловатое имя.

Робик не ответил.

– А вы невежливы, молодой человек. Не представились. Робик вспылил. Сказалось напряжение.

– Может, вам адрес мой дать и рабочий телефон? О чем речь, уважаемый? Я вашего имени не спрашивал. К тому же, надеюсь, второй встречи с вами не будет! – Он в упор посмотрел на мужчину, потом на Гурама. – Ты меня об этом человеке в известность не ставил, – говорил и чувствовал, что привычное ощущение своей значительности вновь возвращается к нему.