Тхао и Куен, прижавшись к стене, наблюдали за происходившим. Перед лавкой Хоа обе машины остановились. Японцы вышли и, отойдя на середину улицы, стали читать китайские иероглифы на вывеске. Они перебросились несколькими фразами и закивали головами. Тхао их хорошо рассмотрела: у офицера постарше усы были с проседью, на боку висел длинный меч, второй — молоденький офицер, тот, что расчищал дорогу, и еще один — в штатском костюме, при галстуке и в фетровой шляпе. А потом из машины вышли еще двое, в коротких, чуть ниже колен, штанах, в шапочках военного образца, но без оружия. Через плечо у каждого висела туго набитая кожаная сумка, из которой торчали карандаши, а за ремни были заткнуты белые полотенца.

— Те двое, похоже, наши, — шепнула Куен. — Наверное, переводчики.

В дверях лавки замелькали встревоженные лица.

Японцы стояли посреди улицы и то и дело посматривали в сторону моста — явно поджидали кого-то. Скоро послышались автомобильные гудки, и к легковым машинам подъехал открытый грузовик. В кузове сидело четверо вооруженных солдат, штыки угрожающе поблескивали на солнце. Как только грузовик остановился, солдаты спрыгнули на землю и угрюмо уставились на зашумевшую толпу.

— Та же история, что и в Намсать! — воскликнула Куен.

— Зачем они приехали, что им здесь надо?

— На прошлой неделе я ездила в деревню К матери, там тоже побывали японцы, явились и потребовали перекопать все посевы и подготовить поля под джут.

Куен вдруг изменилась в лице и остановилась на полуслове.

— Извините, мне надо идти! На днях я зайду к вам.

Поспешный ее уход удивил Тхао, но сейчас ее больше всего занимали японцы. Солдаты отогнали народ на другую сторону улицы, и офицер постарше, взглянув еще раз на вывеску, вошел в лавку. Молодой офицер последовал за ним. Тхао поборола страх и тоже заглянула в открытую дверь. Хозяин лавки, подобострастно кланяясь, приглашал японцев сесть. Пока молодой офицер объяснялся с ним на кантонском наречии, второй офицер спокойно разглядывал портреты, развешанные на стенах. Тхао вспомнила, что раньше на этом месте висел портрет Чан Кай-ши и рядом гоминьдановское знамя, голубое с белой звездой. Теперь Хоа повесил портреты маршала Петэна и какого-то китайца с гладко выбритым квадратным подбородком. Хой показывал ей как-то в газете портрет этого человека и назвал предателем китайского народа. Несколько лет назад этот китаец приезжал в Ханой и его чуть было не застрелил у входа в гостиницу какой-то китайский юноша. Сейчас он возглавляет прояпонское правительство в Нанкине.

Офицеры обменялись несколькими фразами, молодой резко повернулся к двери и крикнул что-то. В лавку тотчас же вбежали солдаты, схватили Хоа, вытащили на улицу и, подталкивая штыками, загнали в грузовик. Хозяйка с криком выбежала за мужем, но один из солдат оттолкнул ее прикладом. Затем японцы сели в машины и двинулись по дороге вдоль берега.

— Этого еще не хватало! Они же поехали в наше село!

Тхао заспешила домой, ни о каком рынке, конечно, и думать нечего.

Приближаясь к селу, Тхао издали увидела три машины, стоявшие под баньяном у ворот пагоды. Шоферы сидели на корнях дерева и курили, рядом стоял ящик с пустыми бутылками из-под пива. То и дело им приходилось отгонять любопытных мальчишек. Едва завидев грузовики, они бросили на произвол судьбы своих буйволов и прибежали посмотреть на японцев. Хоа тоже был здесь. Он сидел на корточках под аркой пагоды, и по лицу его градом катил пот, хотя было совсем нежарко. Рядом прохаживался солдат с винтовкой. На китайца было больно смотреть. Всего полчаса назад его забрали, и за это время он так осунулся, что его трудно было узнать. Тхао хорошо знала его, она часто заходила в его лавку — сбывала марантовую муку. Увидев ее, китаец взмолился:

— Принесите, пожалуйста, попить… О небо! За что я терплю такие мучения!

Но японец грозно прикрикнул на него и взял винтовку наперевес. Тхао подозвала соседскую девочку. «Сбегай в пагоду, принеси дяде воды!» Та убежала, и через минуту из пагоды появилась монахиня с пиалой и чайником и подошла к Хоа. Солдат попытался прогнать ее, сердито бормоча что-то по-японски, но монахиня только непонимающе улыбалась в ответ и кивала головой. Сама же тем временем наливала воду в пиалу и поила Хоа. Потом она подошла к Тхао.

— И вы здесь? Что нужно этим людям? — она подчеркнула слово «этим».

— Не знаю, матушка. Может быть, хотят заставить нас сажать джут. Давно они приехали?

— Да, уж порядком. Спросили, где живет староста, и ушли.

Тхао попрощалась с монахиней и побежала домой. Сколько времени она сегодня потеряла попусту!

Тхао не находила себе места, тревога и неопределенность не давали ей покоя, работа валилась из рук. Наконец она не выдержала и побежала к соседке. Там она застала нескольких женщин и узнала от них, что японцы сейчас в Доме общины, туда вызвали старосту, главу совета старейшин и писаря с какими-то документами. Всю сельскую стражу отрядили готовить угощение и прислуживать на торжественном обеде. Забивали кур, гусей, пекли, варили, жарили. Одним только японским солдатам отнесли два больших подноса.

Пока шли все эти приготовления, японцы одни, без провожатых, обошли деревню, осмотрели поля на берегу Лыонга и только тогда появились в Доме общины. Тот, что в шляпе, говорят, землю даже на ощупь пробовал. Судя по всему, хотят заставить крестьян сажать джут. Хоть бы на этот год удалось сохранить посевы.

Тхао была расстроена. Она засадила у реки пять сао кукурузой и бобами. Так дружно все взошло! Что же теперь будет?..

В три часа по улице прошли глашатаи и, стуча в мо [11] , нараспев кричали, что все жители должны явиться в Дом общины, где японские офицеры дадут разъяснения относительно посадок джута. Тхао оставила у «машины» Хиен, наказала ей не забывать про Нга и побежала на сход.

Возле Дома общины на приступке выставили несколько столов, за которые уселись японцы. Староста Тон, секретарь Сыок, предводитель Шоан и сборщик налогов Шан сидели позади, выглядывая из-за их спин. Внизу расположилась охрана: шеренга солдат в стальных касках, с винтовками наперевес.

Двор постепенно заполнялся людьми. Большинство женщин пришли с детьми. В дальнем углу, рядом со стариками из бедных семей, Тхао заметила Коя, Дытя и еще нескольких молодых поденщиков.

Во дворе стало совсем тесно, пора было начинать. Пожилой офицер поднялся и, резким движением оттолкнув стул, вышел вперед. Мужчина в коротких штанах вскочил с места и подставил ему стул. Офицер сел и, зажав между колен меч, начал говорить. Переводчик — тот, что был в коротких штанах, — снял шапочку, обнажив бритую голову, откашлялся и стал переводить: