– Как скажете, дорогая!

После этого Бармен принялся манипулировать руками под стойкой, позвякивая отполированными металлическими ёмкостями. Натрува в это время следила за ловкостью его рук.

Бармен почти не изменился. Он был четырёхруким гуманоидом с белой кожей и карими глазами, всегда одетый в белую рубашку с тканевой звездой на воротнике и бэйджем «Бармен» на левом плече. Его пол было сложно определить – он был слишком строен для мужчины и слишком широкоплеч для женщины, его голос тоже оставался нейтральным по половому признаку. А с тех пор как Натрува в последний раз его видела, единственное, что поменялось в Бармене, так это быстро появившиеся морщины. В прошлый раз он выглядел лет на двадцать, а теперь, казалось, он подходил к пятому десятку. А ведь прошло-то всего полсотни циклов с прошлой встречи.

Но была в Бармене черта, которая в связи с последними событиями приковывала к нему недобрые взгляды посетителей – это почти незаметная непрерывающаяся складка кожи, идущая вдоль вертикальной оси его тела и больше напоминающая ровный впалый шрам. Она выползала из-под линии роста волос, проходила по центру лба, носу, чётко разделяла губы и ныряла в воротник посредине шеи. Когда Бармен оборачивался, эта полоса была видна и на задней части шеи, также посередине. Рат-Натрува не догадывалась, что была права, когда предполагала, что эта полоса идёт по всему телу. Но главной причиной того почему эта скромная впалая линия привлекала столько внимания к Бармену, было то, что она являлась главным признаком норгасаэля.

В справочнике ФОМа о норгасаэлях нет ничего, кроме их немногочисленных физиологических характеристик, одной из которой была эта полоса. Рат-Натрува вспоминала, что норгасаэли могут существовать во многих физиологических формах. Их геном очень быстро мутирует, поэтому они легко меняют свойства своих тел, подстраиваясь под условия окружающей среды и во всей расе встречаются тысячи всевозможных физиологических форм и это только из известных.

Бармен последний раз встряхнул шейкер, провёл завершающие приготовления и поставил на стойку перед Натрувой изящный левитирующий стеклянный бокал с розовой жидкостью полной белых блёсток по-особенному кристаллизованного сахара. На дне бокала томилась более плотная масса внешне похожая на мороженное. Маленькие пузыри газа вырывались из жидкости бледными искорками и спускались обратно в бокал золотой пылью. Рядом с бокалом Бармен поставил тарелку синих бутонов с толстыми лепестками.

– Туманность королевы и свежие бутоны дотпов. Приятного вечера! – улыбнулся Бармен.

– Благодарю, – Рат-Натрува придвинула к себе бокал и вдохнула ярко сладкий свежий аромат напитка, медленно выдохнула и обратилась к Бармену, – Я слышала, что норгасаэлев просили покинуть Руко-Луц.

– Истинно так, моя дорогая. – сказал он и принялся протирать бокал.

– И когда ты уйдешь?

– В последний день. Не хочу оставлять Миаверле без присмотра. Уверен, вывеску снимут сразу, как только я уеду, это ведь название моей родной звезды.

– Эх, и кто же мне потом будет готовить туманность королевы? – она глянула на свой бокал, – Где тебя хоть найти чтобы пропустить бокальчик другой?

– О, не переживайте. Мы точно ещё увидимся, – он широко улыбнулся, – Я надеюсь потом ещё вернутся сюда. Мне нравится это место, хочу, чтобы Миаверле была именно здесь.

– А что же такого серьёзного случилось, что ФОМ решил принять такие меры?

Бармен пожал плечами.

– Я особо не интересовался, да мне и не нужно. У моих, – он запнулся, – собратьев в головном управлении, вероятно, были основания для этого. Пусть они и решают эту проблему, это их работа, а моя – улыбаться и следить чтобы посетители были довольны всем, что есть в Миаверле, – он улыбнулся. – Кстати, позвольте спросить, дорогая, мне всегда было интересна причина вашей удивительной толерантности, расскажете?

– Ты о чём?

– Я каждый день вижу в этом баре десятки разных разумников и никогда здесь не бывает спокойно – если Вы хорошо присмотритесь, моя дорогая, то увидите неприязнь одних рас к другим и очень обострённую. Вас подолгу не бывает в Миаверле, но, когда бы Вы ни вернулись, я ни разу не замечал за Вами негатива по отношению к другим. Почему?

– Хм, я как-то не задумывалась. Ну, то есть выродков в космосе хватает, но однозначного мнения на счёт целого народа у меня нет. Не бывает плохих народов, в народе бывают плохие люди.

– Люди? – он быстро понял и снова улыбнулся, – А, ваши сородичи.

Она кивнула:

– Знаешь, в моём виде очень много разных народов, которые веками воевали из-за разных мелочей. Но мне повезло родится в стране, где это смогли изменить, – она улыбнулась, ненадолго отдавшись воспоминаниям, – Так что считай, что это дело привычки и воспитания.

– Побольше бы разумников вроде вас, моя дорогая. – улыбнулся он.

– Да брось! – усмехнулась Рат-Натрува.

На другом конце зала с громким шипением встали двое рептилоидов дранкасов. Крупный из них намеренно опрокинул стул и обернулся в дверях, дико оскалившись:

– Катись за горизонт, карвах! – и с этими словами скрылся.

– Оу, – бесчувственно и не снимая своей профессиональной улыбки выдохнул Бармен в ответ на повеление пропасть за горизонтом событий ближайшей чёрной дыры, – они не заплатили.

– Это они к тебе так обратились?

– Вероятно.

– Карвах? А что это значит?

– Урод, родившийся из испорченного яйца – нежизнеспособный отброс, годящийся только на то, чтобы его съели, – казалась его улыбка стала только шире, левый глаз дёрнулся.