— Слышь, Никита, — озабоченно говорит Гайда, — есть у нас мальчишки, которые по деревьям здорово лазят?

— Есть, — отвечает Никита. — А чего?

— Понимаешь, флаг ветром сорвало. Надо кого-то попросить, чтоб поправил.

Никита опускает глаза.

— По-моему, флаг исправный, — равнодушно говорит он. — Я сейчас проходил, попробовал. Он совсем исправный.

Никита подносит ко рту горн и набирает полную грудь воздуха. Он не смотрит на Гайду.

Он не подозревает, что она окинула взглядом его фигуру, заметила мокрую майку, ободранные колени, царапины на руках; Никита не знает, что вожатая беззвучно смеётся…

Никита трубит.

Резкие, хрипловатые звуки разносятся над лагерем, достигая дальних его уголков. И, хотя Никита трубит сейчас простенькие четыре такта утренней побудки, ему кажется, что звуки эти торжественны и прекрасны, а сам он уже стоит у белой мачты, и, повинуясь его сигналу, тяжёлое знамя поднимается ввысь.