– Мориарти...

Тут поезд тронулся, сильно тряхнув пассажиров.

– Простите, голубушка, что вы сказали?

– Профессор, я вас узнал!

– Ну, наконец-то!
– голос старушки нисколько не понизился, а самое дикое - она вытащила из сумки вязание и принялась стучать спицами, воркуя, - Профессор! Я догадываюсь, кому обязана таким прозвищем - этой полоумной миссис Оуэн! Если бы вы знали, какие сплетни она распускала о вас, да, впрочем, и обо всех остальных. Даже не понимаю, откуда это берётся. Я, кажется, никогда никому не давала ни малейшего повода заподозрить меня в сочувствии суфражисткам. Ум женщины должен быть направлен на благоустройство домашней жизни, её украшение,...
– опустив работу на колени, визави вздохнула и посмотрела в небо сквозь окно - то был настоящий женский взгляд, светло-печальный, сладко-ностальгический, мудро покорный всем обстоятельствам. Затем она снова уткнулась в вязание, а через несколько минут задремала; клубок красной шерсти скатился к ногам Холмса, который тут же аккуратно его поднял, намотал лишнюю нить и положил на стол...

Приблизился к соседке - от неё пахло гвоздичными духами, лавандовым мылом и нафталином. Руки, пальцы похожи на мужские, но без волос, и ни перстней, ни следов от них... Всхрапнув, старушка качнулась и подняла голову, часто моргая слезящимися глазами. Это точно был Мориарти - всеми чертами лица, но...

– Ах, я, кажется, уснула! Так утомительна эта дорога!...

– А что вы делали в Париже, миссис Морпл?

– Мисс. Мой племянник сочинил драму. Английские театры отказались её ставить, а французы взялись. Я ездила на премьеру. Успех был огромный! ... А вы?

– Навещала кузину.

– Которую? Дороти или Кэролайн?

Холмс не мог вспомнить родственниц с такими именами, но на воспоминания он всё-таки потратил немало умственных сил.

– ... Дороти.

– Ну, и как она? Как её муж?

– Умер три года назад.

– Какое несчастье! Хоть он и пропил всё её приданое и однажды раскроил ей череп кочергой, я думаю, она очень любила его. Как будете ей писать - предайте мои соболезнования.

– Непременно.

Нет, это точно он! Но, видимо, он решил ни в коем случае не выходить из роли. Да и к чему сейчас какое-то разоблачения?... И абсолютна ли ваша уверенность, мистер Холмс? Вдруг эти действительно старая дева из сассекской деревеньки? Вы - человек и могли ошибиться, тем более что позволили себе длительную одержимость определённой личностью и приняли изрядную дозу препаратов, чьё действие на мозг - надо признать - до конца не изучено.

– А ваш супруг?

– Увы...

– Давно?

– Уже почти десять лет.

– Ай-яй-яй! Что же случилось с мистером Холмсом?

– Его убили.

– АА! Уужас!! Кто мог это сделать!?

– Его двоюродный дядя, мистер Прибингл. Они готовились к охоте на птиц и, оттачивая меткость, а заодно проверяя ружья, стреляли по подброшенным фуражкам. Мистер Прибингл так увлёкся, что спустил курок, когда мистер Холмс уже поймал свою шапку.

– О!...

– Рана сначала казалась не тяжёлой, но началось заражение крови...

– Ах!...... Каков был приговор суда?

– Оправдательный.

– Возмутительно!

– Тому немало прецедентов. Например, в 1765 году лорд Байрон, ноттингемширский помещик, заколол своего друга и соседа мистера Чаворта и не понёс никакого наказания.

– Ну, что с лордами равняться: для них закон не писан, - не сморгнув ответила рукодельница, - А что это за слово - пренцнедент? Его говорят только судьи да медики... И история ваша, извините, не слишком-то похожа на правду. Преподобный Клеменс, наш сельский викарий в юности подрабатывал отшельником в Сидли-парке, что в Дербишире, и как-то раз лорд и леди Чаверли (владельцы) пригласили в числе прочих своих друзей лорда Байрона, и - представляете - не было дня, чтоб его светлость не заходил в пещеру мистера Кламенса, не приносил каких-нибудь объедков и не заводил бесед на богословские темы, хотя бедняжка и говорил, что не изучал пока ничего, кроме сапожного дела, и того-то плохо, иначе бы не сидел за гроши на сырых камнях... Позволю себе предположить, что именно эти встречи и направили мистера Клеменса в конце концов на стезю духовного пастыря.

Ну, так вот. Одну из дам, гостившей с мужем в Сидли-парке, то есть в доме при парке, заметили в преступной близости с неизвестным мужчиной. Все, кому стало известно это происшествие, сразу предположили, что прелюбодеем явился не кто иной, как лорд Байрон. Тот, узнав о навете, не рассердился, но рассудил так: если мне случалось грешить с другой чужой женой, то мог я согрешить и с этой, и, посоветовавшись с другом-отшельником, приватно принёс извинения оскорблённому мужу.