— О, Госпожа Роз! — возразил Давид голосом, дрожащим от смятения, — вы же не хотите сказать… не может быть, чтобы у вас вообще не было солнца!

— Именно это я хочу сказать, — устало кивнула мисс Холбрук, глядя на мрачные тени на поверхности пруда. — Именно это!

Потрясенный Давид сидел в задумчивости. На мраморных лестницах и ступенчатых газонах удлинились тени, и Давид смотрел на них, пока солнце опускалось за вершины деревьев. Мрачные, холодные слова дамы от них становились живее — когда не стало солнца, они показались более реальными. Потом мальчик взял скрипку и начал тихо играть — сначала явно колеблясь. Даже когда его манера стала увереннее, в музыке остался вопрос, на который, казалось, не было ответа, — и сам автор не мог бы объяснить его природу.

В течение долгих минут молодая женщина и мальчик сидели так в сумерках. Вдруг дама вскочила.

— Иди же, иди, мальчик! И о чем я только думаю? — резко воскликнула она. — Мне пора, и тебе надо домой. Спокойной ночи, — и она ринулась по траве к тропинке, ведущей к дому.

Давида тянуло еще раз навестить Госпожу Роз, но что-то его удерживало. Мальчик постоянно вспоминал о ней, и сад живо стоял у него перед глазами, хотя Давид покинул его в тихий сумеречный час, когда дама мрачно созерцала погруженный в тени пруд. Он не мог забыть, что в ее жизни не было солнечных часов, чтобы их посчитать, — она сама так сказала. Он не понимал, как такое возможно, и, думая об этом, чувствовал смутную тоску и беспокойство.

Может, это беспокойство и побуждало Давида еще тщательнее исследовать городок и отправляло его на новые улицы в поисках интересного и необычного. Как-то раз крики и смех привлекли его на площадку за церковью, где играли какие-то мальчики.

Давид по-прежнему очень мало знал о мальчиках. В горном домике у него не было товарищей по играм, а когда он ходил с отцом за покупками в деревушку, мальчики попадались редко. Да, был паренек, который часто приносил в хижину яйца и молоко, но он очень смущался, почти ничего не говорил, и, казалось, всегда был напуган и хотел уйти — словно ему велели не задерживаться. А в последнее время, с тех пор как Давид поселился на ферме Холли, общение с мальчиками приносило еще меньше удовлетворения. Все они, за исключением слепого Джо, ясно давали понять, что не видят толку в ровеснике, который не нашел занятия лучше, чем бродить по лесам и улицам со скрипкой под мышкой.

Однако сегодня что-то переменилось. Может, мальчики уже привыкли к Давиду или решили, что забавно будет утолить любопытство, несмотря на возможные последствия. Так или иначе, они приветствовали Давида воплями радости.

— Ну и ну, парни, глядите! Это ж тот, со скрипочкой! — закричал один, и остальные присоединились к его громкому «ура!».

Давид пришел в восторг — он вновь оказался кому-то нужен, и это было так приятно! Сказать по правде, его весьма ранило подчеркнутое пренебрежение со стороны ровесников.

— Как… как вы поживаете? — спросил он, смущаясь, но продолжая широко улыбаться.

Мальчики бросились к нему с радостными криками. Некоторые из них держали в руках короткие палки, а у одного была старая жестянка из-под соленых помидоров с привязанной к ней леской. Самый высокий мальчик что-то прятал под курткой.

— Как поживаете! — передразнили они. — Как ты поживаешь, мальчик со скрипочкой?

— Я Давид — меня зовут Давид, — любезно напомнил он с улыбкой.

— Давид! Давид! Его зовут Давид, — пропели мальчики, словно хор в комической опере.

Давид расхохотался.

— О, спойте еще раз, спойте же! — крикнул он радостно. — Это было здорово!

Мальчики вытаращились на Давида, а потом презрительно фыркнули и обменялись насмешливыми взглядами — видно, маленький бродяжка и неженка даже не мог понять, что над ним издеваются!

— Давид! Давид! Его зовут Давид! — вновь проблеяли они ему в лицо. — Давай, настрой скрипочку. Мы хотим сплясать.

— Сыграть вам? Конечно, я сыграю, — обрадовался Давид, поднимая скрипку и проверяя струну.

— Подожди-ка, — остановил его самый высокий. — Прима-балерина еще не подготовилась. — Мальчик осторожно вытащил из-под куртки сопротивляющегося котенка с дырявым мешком на голове, обвязанным вокруг шеи.

— Так! Давай, клади ее посередине, — осклабился мальчик с консервной банкой. — Держи, а я пока «шлейф» привяжу, — закончил он, пытаясь ухватить верткий пушистый хвост напуганной кошечки.

Давид уже начал играть, но тут же прервался на неблагозвучной ноте.

— Что вы делаете? Что случилось с этой кошкой? — потребовал он ответа.

— «Случилось»! — сказал глумливый голос. — Уж точно, ничего с ней не случилось. Она теперь прима-балерина, во как!

— Что это значит? — закричал Давид. В этот момент леска впилась в перевязанный хвостик, и котенок завопил от боли. — Посмотрите! Ей же больно!

Ответом ему был гогот и глумливые словечки. Потом высокий мальчик осторожно опустил на землю кошечку с мешком на голове и банкой, привязанной к хвосту.

— Готово! Давай, играй! — приказал он, — а она будет танцевать.