Камша Вера Викторовна
Шрифт:
– Ты же не на охоту ездил.
– Да, но она живой человек. Она молодая, красивая, два года пряталась в доме Миранды, боялась, что кто-то узнает о ее позоре.
– Позоре?!
– Позоре, Рито. Ты знаешь, что было бы, если б все раскрылось? Она оказалась бы в одной цене с Эжени Шаре. Я должен был жениться, когда она меня любила или думала, что любит.
– Пойду-ка я, пожалуй, к Евгению.
– Это еще зачем?! Ему незачем знать.
– Затем, что тебя нужно к лику святых причислить. Немедленно!
Александр невольно улыбнулся.
– Арде! Святые знамениты тем, что соблазняют невинных девушек и плодят бастардов.
– Я признаю Шарло и Катрин своими, а с матерью что-нибудь придумаем. Рито был зол, как никогда.
– Нет!
– Ты не хочешь? Но я думал...
– Они единственное, что у меня осталось. Они лишились матери, но отец у них будет, и пусть все думают что хотят.
– Но тебя спросят о матери.
– Буду молчать. Поболтают, а потом сами что-нибудь придумают, убедят себя в этом, и готово. Даже если что потом и всплывет, не поверят.
– Сандер!
– Хватит об этом. Дай мне слово, что оставишь Артура в покое, и поговорим о чем-нибудь другом. Чего это ты дверь высадил?
– Слово даю, но большего от меня не требуй. Красавчик, может, и не виноват, но сестры у меня больше нет. А дверь... Меня Обен напугал, что во дворце завелся отравитель. Ты на стук не ответил, я и не выдержал. Кто ж знал, что ты песни слушаешь.
– Я и вправду вчера не хотел жить, но с этим покончено. У меня двое детей, брат, друзья. Я должен жить, и я буду жить.
– У тебя, между прочим, еще и враги есть.
– Верно, есть. Я знал, что вино было отравлено, но не помню, как разбил кувшин. Я готов был поклясться, что это была черная кошка. Наверное, я все же был не в себе.
– А сейчас?
– А сейчас в себе. Вот оденусь и пойду, предъявлю себя Обену, чтоб не волновался. Поедешь со мной?
– Поеду. У Обена можно прекрасно позавтракать, не опасаясь отравы. Рафаэль пытался шутить, но Сандер видел, что другу немногим веселее, чем ему самому. Он знал мирийца и понимал, что тот не простит сестру, как не простил отца. Рито Кэрна отдавал близким всего себя, но он же умел безжалостно вырывать из сердца тех, кого считал предателями.
Нэо Рамиэрлъ.
– Что случилось, Аддари?– Вопрос был более чем уместен, потому что стояла глубокая ночь. Впрочем, Солнечный принц, похоже, взял в привычку навешать гостей ночами.
– Рамиэрль, я должен тебе сказать...
– Тогда сначала помолчи, - Роман сосредоточился, проверяя охранные заклятия, - похоже, Солнечным и в голову не пришло, что одичавший подданный бунтаря Ангеса способен их перехитрить, - все в порядке. Я слушаю.
– Мой отец... Ты, - Аддар замялся, - Рамиэрль, я...
– Ты должен сказать мне что-то неприятное, касающееся твоего отца. Я слушаю.
– Они... Отец, Тэноллиан и Ильгэйбэ долго совещались и пришли к выводу, что ты опасен. Завтра после казни они решили низвергнуть в Бездну и тебя.
– А Норгэрель?
– Насчет него неясно. Брат отца и Ильгэйбэ настаивают на низвержении, но отец не хочет.
– Ильгэйбэ права. Норгэрель не согласится меня оставить Что ж, спасибо, что предупредил. Бездна... Как это мило с их стороны, ведь нас могли просто отравить.
– Яд - оружие Тьмы.
– В самом деле? А Бездна, стало быть, орудие Света? Прости... Что ж, постарайся увильнуть от столь поучительного зрелища. Мы, понимаешь ли, будем защищаться.
– Ты - хороший воин.
– В Тарре считался неплохим...
– Многие погибнут.
– Видимо, - согласно кивнул Роман, - что поделаешь, открытое убийство имеет определенные недостатки в сравнении с ядом. Мы постараемся низвергнуться в Бездну в изысканном обществе.
– Я потому и пришел, - Аддар вздохнул.– Я не хочу, чтобы вы погибли, и не хочу, чтобы вы погубили других. Уходите. Я приготовил лошадей и все, что нужно в дорогу, я знаю все охранные заклятия и сумею отвести глаза стражам. Вы вернетесь туда, откуда пришли, и все будут живы...
– Кроме человека.
– Кроме убийцы.
– Разумеется, мы уйдем (только что там, откуда мы пришли, и осталось ли там вообще что-нибудь?), но если вы не переменитесь, за этим убийцей появится второй, третий, сотый. Если бы вы были людьми, вы бы еще могли махнуть рукой, дескать, на ваш век хватит, но вы бессмертны и рано или поздно дождетесь настоящего восстания.
– Паладины его подавят.
– Одно или два подавят, допускаю, что с третьим и четвертым справитесь вы, а что дальше? Подумай об этом. Лучшие из людей не любят, когда их презирают, а худшие всегда готовы к ненависти ради ненависти... Такой вот Альмик поднимет знамя и соберет вокруг и первых, и вторых. Людей нельзя недооценивать, впрочем, и переоценивать не стоит.