Даро не знала, сколько она просидела, безвольно уронив руки и глядя перед собой. Она не обернулась даже на стук двери хотя прекрасно знала, кто и зачем пришел. Наверное, нужно было что-то сказать, но что? Лгать у нее не было сил, а правда убила бы Александра.

Когда Артур упал перед ней на колени, осыпая руки жены поцелуями, она едва удержалась от крика. Его любовь стала еще одним камнем на ее шее. Видимо, нареченный принял ее сдержанность за стеснительность и неискушенность. Ничего, скоро он убедится, что это не так... Даро, пробормотав просьбу задуть свечи, позволила себя раздеть. Спасительная темнота немного притупила ужас и отвращение от чужих ненужных рук. Однажды, еще до своей любви, она чуть было не стала жертвой насилия, но пережитый тогда страх был лишь бледной тенью в сравнении с бездной отчаянья, в которую она летела сейчас. Александр Тагэре спас ее от графа Аганнского, теперь ее никто не спасет...

Ласки Артура становились все настойчивее, и тут произошло самое страшное. Тело Даро ответило на призыв. Про молодого Бэррота не зря говорили, что он умеет обращаться и с мечом, и с женщинами. Извиваясь в ставших вдруг желанными объятиях, Дариоло ненавидела себя, пока страсть не захлестнула ее с головой. Это превратилось в какое-то безумие, вобравшее в себя всю безысходность последних кварт, все невыплаканные слезы, невысказанные слова, сдержанные порывы. Даро кусалась и царапалась, как кошка, бесстыдно требуя все новых и новых ласк, пока, вычерпанная до дна, не упала на смятые простыни. Артур лег рядом, прижав ее к себе. Он о чем-то говорил, но она не слушала, переживая свое окончательное поражение. Если б она испытала отвращение и боль, это было бы справедливо, ее страдание на брачном ложе в какой-то степени искупало удар, нанесенный Александру. Но она его предала еще раз, ответив Артуру. И предаст снова. Она никогда не разлюбит своего герцога, но, если муж ее не отошлет, каждую ночь будет изменять любви, раз за разом перебивая и свою потерю, и свое ничтожество. И этому не будет конца.

Артур встал, она равнодушно следила за его движениями, пока он не вернулся с кинжалом. Неужели он убьет ее, как падшую женщину, не имеющую права назваться графиней Бэррот? Святая Циала, спасибо тебе! Мирийка с просветлевшим лицом повернулась к мужу, ожидая удара, но тот вонзил кинжал себе в плечо.

– ...ничего не бойся, я все устрою. Им нужна кровь на простынях, сейчас она у нас будет. Теперь я понимаю и почему вы с братом бежали, и почему ты колебалась, но мне нет дела до твоего прошлого. Ты меня любишь, теперь я в это поверил, а я... я тебя обожаю.

Даро в изнеможении закрыла глаза, но Артур решил, что ее просто испугал вид крови.

Нэо Рамиэрль.

Любому, кто взглянул бы на Романа, стоящего на Львиной Террасе, стало бы ясно, что ему смертельно скучно. Внизу, в своем логове, возилось и скулило отродье Тьмы, дальше к небесам взлетали струи многочисленных фонтанов и фонтанчиков, на которые любовались прекрасные статуи. Прекрасные, хотя их совершенным чертам недоставало той жизни, что ощущалась в творениях Клэра. Рамиэрль Звездный Дым из Дома Розы лениво наблюдал, как по центральной лестнице поднимались Солнечные в траурных осенних одеяниях. Затем слуга привел двух белоснежных жеребцов, а из боковой двери выскользнул Аддар в зеленоватом дорожном плаще. Полуденная Песнь вскочил на коня и направил его к воротам, однако не успел поравняться с фонтаном, как его, почтительно поклонившись, остановил высокий эльф с очень светлыми, почти белесыми волосами.

Роман не слышал, о чем они говорили, но Аддари с недовольной миной спешился и пошел с белобрысым. Затем внезапно вернулся и с упрямым выражением на безупречном лице отвел коней к малому крыльцу. Роман лениво проводил их взглядом и собрался было вернуться к созерцанию фонтана, когда к нему подошел Тэноллиан, которого замечтавшийся Лебедь, разумеется, заметил не сразу.

– Мои приветствия прекрасному Рамиэрлю. Я приглашаю вас в Янтарный чертог.

– Я благодарю радушных хозяев, - надеюсь, он слишком самодоволен, чтобы понять насмешку, - но вряд ли ожидаемое зрелище способно возрадовать сердца. Я предпочел бы остаться здесь.

– Мягкосердечие в годы мира следует отнести к достоинствам, но брат мой полагает, что, узрев Бездну, ты многое откроешь для себя и утвердишься в Свете.

Очень тонкое предположение, похоже, они взаимно держат собеседника за недоумка. Однако Тэноллиан ошибается, Рамиэрль не намерен отправляться в Бездну даже ради их с Ильгэйбэ удовольствия. У него слишком много дел дома. Спасибо Адлеру, он знает, чего и когда ждать. Нэо учтиво поклонился.

– Если Солнечный владыка полагает, что мои долг увидеть казнь, я ее увижу. Мой родственник приглашен? Он слишком молод...

– Благородный Норгэрель уже в чертоге.

– Я готов, - значит, Норгэреля все же решили убить.
– Но не скажет ли светорожденный Тэноллиан, что означает...

Мило беседуя, они поднялись по лестнице и вошли в чертог. Брат Эльрагилла охотно рассказывал о том, кого изображают скульптуры, как далеко от Солнечного Замка до гор и водятся ли там чудовища.

А он умелый интриган и лицедей, этот королевский братец, ему бы с удовольствием пожал руку сам Михай Годой. Роман с Норгэрелем для него уже мертвецы, но как живо он расписывает назначенный на завтра Светлый Совет, который, без сомнения, не оставит без внимания их просьбу.

Солнечные владыки решили, что их подданным не обязательно знать о делах Тарры и Светозарном, а доказать, что гости запятнаны Тьмой, не получилось. Впрочем, даже умри они сегодня, остается Аддар. Принц свой выбор сделал, и он не похож на труса или смиренника. Уж не так ли начинались Войны Монстров, унесшие жизни большинства Лунных и Лебедей?

Кто знает, может, для Солнечных и впрямь лучше и проще, если возмутители спокойствия отправятся в Бездну. Тогда на сотни и тысячи лет в Луциане все останется по-прежнему... Эльфы будут нести Свет, илгоры им всячески помогать, альмики бунтовать и до поры до времени низвергаться, а все остальные мирно пастись на залитых солнцем лугах. Правда, неизвестно, что будет с Аддаром и такими, как он, но это заботы Долины Света, пусть ими и занимаются, тем паче гибель Луциане пока не грозит.