– Стоять!
– раздавшийся голос был холоден и суров, как зимнее море. Напирающие друг на друга фанатики, намеревавшиеся отворить себе дорогу в царствие небесное чужой Кровью, сначала остановились, словно налетев на невидимую стену, а затем медленно и неохотно стали отступать. Марта со вздохом уронила руки, один из тигров с глухим ворчанием лег у ее ног, другой остался стоять, все еще охаживая себя хвое том по бокам. Но площадь смотрела не на них, а на седого человека в простом темном платье, словно бы вышедшего из пламени костра и вставшего его между ним и обреченными Окинув яркими голубыми глазами ворочающуюся толпу, незнакомец произнес негромко, но властно:

– Орест, Предстоятель ордена антонианцев, выходи, я жду тебя.

Все замерло, только трещало пламя. Предстоятель был в храме. Его и голубоглазого незнакомца разделяли стены, двери, тысячи людских голов, Орест не мог услышать...

– Орест. Я жду!

И не подвластный ни королям, ни конклаву глава антонианцев вышел из украшенных изображениями Стрел и Плюща дверей и медленно и тяжело, изо всей силы опираясь на посох, направился к тому, кто его звал. Лавочники, мастеровые, фанатики, игроки, моряки, шлюхи, бражники затаили дыханье. Орест шел против воли, по искаженному яростью и страхом лицу струился пот, рука судорожно сжимала посох, с силой ставя его на булыжники мостовой в тщетной надежде остановиться, задержаться, не делать следующего шага. Но неведомая сила тянула клирика туда, где, выставив вперед ногу в видавшем виды черном сапоге, стоял некто с седыми волосами и бледным молодым лицом. Незнакомец ничего не делал, просто молчал, скрестив руки на украшенной странной черно-зеленой цепью груди, и ждал. Он был красив, этот пришелец, со своими огромными голубыми глазами, надменно глядевшими из-под безупречных темных бровей; в его позе не было ни угрозы, ни хотя бы волнения, и именно поэтому он был страшен, как бывает страшен сверкающий айсберг, возникающий перед носом обреченного корабля.

Было тихо, вывешенные из окон по случаю казни ковры и флаги на высоких шестах обвисли, как жалкие тряпки, но серебряные волосы чужака развевались, словно под порывами свежего ветра. Даже если это был сам Антипод или же Проклятый, ни у кого не хватило духу не то что осенить себя Знаком, но хотя бы опустить глаза, словно бы прикованные к спокойному правильному лицу.

Когда Предстоятель ордена Святого Антония прошел сквозь расступившуюся толпу и вышел вперед, чужак поднял руку

– Стой, где стоишь!
– И клирик остановился.

– Повернись к людям.
– Орест повернулся.

– А теперь отвечай, глядя в глаза тем, кому ты лгал. Зачем ты оклеветал герцогиню? Как ты это сделал? Откуда ты черпаешь силу? Что делаешь с теми, кто тебе верит? Что ты о них думаешь? Что думаешь о Церкви нашей Единой и Единственной и о господе нашем Триедином?

Дальше Марта не слушала, кто-то из тигров схватил ее зубами за рукав и потянул с замершей площади.

Скиталец.

Ты попался, Орест. Попался, влетел в ту самую яму, которую рыл с того самого дня, как залез в стол к убитой мирийской ведьме. Тебе не выбраться, уж это-то я тебе обещаю! Ну же, говори, рассказывай жителям доброго города Лиарэ о себе и своих братьях. Громче говори, пусть все слышат, что ты держишь их за тупое стадо, что не веруешь ни в Творца, ни в Антипода и думаешь только об архипастырском посохе. Это хорошо, что ты не фанатик, Орест, был бы ты фанатиком, тебя пришлось бы просто убить, твои откровения были бы никому не нужны, но ты - политик, а признания политика вещь полезная.

Жаль, не добрался я до Максимилиана и Ольвии, но ты платишь и по их счетам. Облегчай душу, выплевывай в лицо толпе то, что не доверял даже своей подушке. Пусть все слышат исповедь главы "братиев скорбящих о грехах и скверне мира нашего". А вот о скверне поподробнее, пожалуйста. И о собственной скверне, и о чужой. Используй последнюю возможность нагадить ближним. Ты же обо всех знаешь, вот и говори. Топи их в своем дерьме, тащи с собой на дно...

Клавдий за взятки продал Оргонду и Арцию Пауку? Евлалий любит мальчиков, а Феофилакт девочек? Флоренции отравил Атанаисия, Иоакинф торгует подписями впавшего в детство Архипастыря, а Лаурентий вместе с Клавдием - вином в обход славного оргондского купечества? Молодец, Орест! Вываливай все, не тащить же этот навоз с собой в преисподнюю, топчи всех, кого можешь. Наслаждайся напоследок! А теперь давай про найденные кости. Ты восемь лет смотрел, как истинные еретики и чернокнижники похищают и истязают детей, смотрел и ждал, выгадывая время для удара. Ты бы мог остановить убийц, но ты не делал этого, они были тебе нужны. Ты их и сейчас не выдал, а заставил работать на себя...

А скольких ты принуждал доносить, убивать, лгать, используя свой сан! Скольких согрешивших девушек толкнул в лапы мерзким сектантам, приносящим в жертву нерожденных детей? Скольких рыцарей вынудил убивать по твоему приказу, Пригрозив открыть имена их возлюбленных? Скольких купцов и трактирщиков превратил в отравителей?

Воистину, нет ямы более смрадной, чем душа грешника, если это душа лжеца и убийцы именем Божиим. А теперь расскажи, почему ты не боишься расплаты? Потому что сам НЕ ВЕРУЕШЬ. Для тебя Триединый - сказка, выдумка, морковка перед мордой осла, на котором едешь и ты и твои собратья Ну же, повтори еще и еще. Творца нет. Судии нет! Спасителя нет! Есть лишь магия и умные люди. Всем дорога в золу, живем лишь раз, нужно брать от жизни все.

У тебя нет детей, Орест, по крайней мере тех, про которых ты знаешь. После тебя хоть потоп, хоть пожар, хоть конец света. Даже если все Благодатные земли полетят в тартарары, тебе нет до этого дала. На твой век власти и золота хватит, а дальше плевать. Бога нет, уж в этом-то ты уверен. А посему прав самый сильный, самый умный, самый хитрый. Победителей не судят. Победители всегда правы. Они перепишут Книгу Книг, объявят палача жертвой, а предателя святым. Жаль, тебе всего пятьдесят четыре, и ты не можешь сказать правду о Войне Оленя, "подвиге" Циалы, залоге Иволги... Ну так говори, что знаешь, на первый раз довольно и этого!

А как ты ненавидишь и презираешь людей, которые верят. Как ты над ними издеваешься. Повтори, что ты думаешь про них. Быдло, стадо, жалкие дураки, дойные коровы?

Да, да, мирные обыватели солнечной Лиарэ, это он про вас. Про вас, про ваших родителей, мужей, жен, детей, внуков. Слушайте своего пастыря, смотрите на него, вот он перед вами. Такой, каков есть. Вот его мысли, чувства, чаянья. Нравится?! А он не первый и не последний. Он один из многих, которых вы тянете на своем горбу. Ну? Что скажете? Будете его и впредь слушаться? Ах, не будете? А что будете?