– Сандер, - Мальвани кивнул на малоносого, - наш гость знает много интересного и обещает еще больше, но не даром

– Десять аувов, - сообщил молодчик, - нет, фетывнадцать!

– За что хоть?

– За дево, - объяснил парень, - в бовоте есть твопинка, и по ней только фто кое-кто пвофол.

– Кто прошел?

– Фетывнадцать аувов, - насупился "месяц".
– Разоримся?
– подмигнул Сезар Александру, тот улыбнулся и снял с пояса кошелек. Гость принял монеты по одной, попробовал на зуб, удовлетворенно ухмыльнулся, ссыпал десять монеток в висящий у пояса кисет, а четыре всунул в видавшие виды сапоги.

– Все фестно, - объявил он, - так вот - только фто с той стовоны сюда пгифли совдаты с лофадьми. Много. Они стали за певевеском.

– Где?

– Тама, - указал пальцем любитель ауров.

Норгэрель.

Стайка красногрудых птиц вспорхнула с припорошенной снегом березы, подняв легкое сверкающее облачко, и Норгэрель счастливо рассмеялся. Его радовало все: и пушистые еловые лапы, и песни пришедших к ним с миром белых волков, и белые облака в синем небе. Странная болезнь ушла, оставив лишь память о пережитом кошмаре и слабость, постепенно отступавшую перед заклинаниями Рамиэрля и магией мира Зимы. Он был здоров, хоть пока еще не рисковал далеко отходить от давшего им приют дома, словно бы ждавшего тех, кто наконец в него войдет, разожжет огонь, откроет ставни, достанет из погреба бочонок с обжигающим темным напитком и копченые оленьи окорока.

Нэо и Норгэрель так и не поняли, был ли странный дом в лесу прихотью самого Ангеса, создавшего этот уголок снега и свободы для себя, истосковавшегося среди парков и дворцов Светозарного. Не знали они и сколько времени миновало во внешнем мире, о котором по молчаливому уговору старались вспоминать пореже. Здесь минуло две кварты, наполненные снежным сверканием, синими сумерками, запахом хвои, треском огня в очаге. Мир Зимы прекрасен, но они не могут остаться здесь навсегда. Когда он окончательно убедится, что здоров, нужно будет что-то придумать. Рене говорил про двери в иные миры, они должны попробовать их отыскать.

Солнце скрылось за горами, окрасив их теми же красками, что и грудки птиц, тени под деревьями стали чернее, Норгэрель прошел в дом и разжег огонь в очаге. Скоро вернется Рамиэрль, и начнется еще один вечер, похожий на вереницу предыдущих.

Еловые поленья занялись сразу, золотые огни весело и задорно плясали, дразня вылезающую из углов ленивую, ласковую тьму. Норгэрель так и остался сидеть на полу, обхватив колени руками, наслаждаясь теплом и покоем. Ничто не нарушало тишины, кроме треска огня. Грязь, кровь, соблазны - все осталось во внешнем мире... Он всегда любил здесь бывать. Ангес не был его господином, скорее, они были друзьями. Да, Воин был могуч, даже Арцей и тот не мог быть уверен в победе над братом... Арцей.... А ведь глава Светозарных был глуп, глуп не умом, а сердцем. Он предал Тарру, которую, впрочем, никогда особенно не любил. Но в ней он стал первым, а это для повелителя молний было главным...

Если б Ангес взбунтовался, желая занять Престол Сил, Арцей бы понял, он давно подозревал Воина в этом желании. В самом деле, тот был слишком силен, чтобы быть всего лишь одним из Семи. Каждый, по мнению старшего, мечтал стать первым, если не единственным. Желал ли Ангес власти? Он мог бы поклясться, что нет... Он хотел быть свободным, хотел покинуть Тарру и пройти тайными и заповедными дорогами в ту часть миров, что еще не знает силы Света. Ангес мечтал уйти и ушел бы, если б не Дева, находящая удовольствие в игре с братьями и сестрами и в своих тайнах. Любовь удерживала Ангеса, но с ним, своим другом, Воин был откровенен. Он рассказывал о радужных тропах, о мостах над морями клокочущего безумия, о мирах, окруженных багровым пламенем, мирах, в которых идут великие войны, где Сила ломает Силу, а Воля сковывает Волю. До того, как Престол Света отдал им Тарру, Ангес успел увидеть достаточно, чтобы понять: настоящая жизнь - это дорога без конца и бой за безнадежное дело.

Можно выйти одному против бесчисленных ратей. Если ты не боишься, если веришь в себя и нет ничего дороже того, что защищаешь, ты можешь победить. Можешь и погибнуть, но отчаянье всегда бывает преждевременным... Однажды Воин чуть было не пришел на помощь кому-то, окруженному в своей твердыне. Сколь слаб был огонь, зажженный обреченным, в сравнении с окружившим его пожаром, но он держался. Лишь зов Адены заставил Ангеса оглянуться и промедлить. А потом... Потом он стоял на пепелище, в первый раз поняв ужас слова "поздно". Он ушел, унося с собой уголек угасшего костра. Как память о том, кому не успел подставить плечо. Кем тот был? За что и с кем сражался? Наверное, можно было узнать, но не имело смысла, хотя темная бесконечность унесенного им камня твердила, что это был враг. Если не самому

Ангесу, то Престолу Сил. Но и перед врагом можно склонить голову, а союзников можно презирать.

Как же бог-Воин презирал напыщенного Виллейра, захлебывающегося в собственной непогрешимости Иррота с его ханжеской сворой, свято уверенного в собственной значимости Эллуона... В сравнении с ними Арцей казался чуть ли не истинным повелителем, и все равно сердце его не знало полета, а разум доверия... Ангес пошел за ним лишь ради Адены и потому, что им обещали неравный бой. И бой был неравным, но не таким, как думалось ему. Как же сражались их противники! Если бы он смог тогда остановиться и подумать, но, увы... Бой пьянит, как вино. Они победили, но для чести такая победа сто крат хуже поражения. Ангес не хотел вызывать Могильщика, не хотел, но промолчал. Но промолчать, когда Арцей велел уходить, не смог. Он оставил Тарре свой залог, свою тень и его, своего друга... Друга, который любил этот мир, друга, который не способен на предательство...

– Звездный Лебедь! Что с тобой?!

Норгэрель, словно проснувшись, поднял глаза на Нэо, трясшего его за плечи.

– Со мной? Ничего... задумался... А может, задремал.

– У тебя было такое лицо, словно ты вот-вот в огонь кинешься...

– Ничего не понимаю... Все в порядке. Добыл что-нибудь?

– Да, косулю...

2885 год от В.И.

Ночь с 28-го на 29-й день месяца Агнца.

Арция. Тар-Игона.

Отряд Александра Тагэре, стараясь не шуметь, пробирался указанной шепелявым малым тропой. Узнав о том, что им в спину вот-вот ударят эскотские наемники, Сандер спехом поднял своих людей, совсем было наладившихся спать. К Филиппу отправили Ювера, благо тот был ранен у каньона в руку и не мог принять участие в ночной драке, а "волчата", эльтские стрелки, "охотники" Сезара и признавшие за Александром право приказывать дарнийцы бросились наперерез врагу. Сандер понимал, что если тревога ложная, а "месяц" просто решил подзаработать, его поднимут на смех, но это было куда менее страшным, чем удар в спину.