Шрифт:
— Ну это во время службы. Мы с тобой вечером... А?
— Хорошо.
Мы расцеловались, и я вышла на платформу, по-прежнему забитую народом. На душе у меня было легко от того, что Володька существовал на свете, и мы с ним думали одинаково о главных вещах.
Но день этот еще не кончился. Когда я проходила мимо «Каменного столба», кто-то хриплым, как мне показалось, незнакомым голосом окрикнул меня:
— Лелька! Пимпа курносая! Ты ли это?
Крик был такой отчаянный, что на меня обернулись прохожие.
На открытой террасе «Каменного столба» стоял Валерка и размахивал руками, как ветряная мельница.
— Сюда ходи, сюда! — он втащил меня на террасу — Водку пьешь?
— Или! — храбро воскликнула я.
Валерка налил мне полный стакан, потом, подумав, переставил его себе и позвал официанта.
— Ма-аленькую рюмочку! — велел он и показал минцем, какую именно маленькую.
Валерка был не очень пьян, но сильно расстроен. И не похож сам на себя. Непонятно было, с чего он сидит в ресторане, можно сказать, среди бела дня и дует водку в полном одиночестве.
— Что у тебя, все в порядке? — спросила я, внезанпно охваченная недобрым предчувствием.
— Лелька! Меня исключили из партии, — страшным шепотом произнес Валерка.
Я обмерла. Исключение из партии — это ведь политическая смерть! Я неясно себе представляла, что такое именно «политическая» смерть. Мне показалось, что против меня сидит настоящий мертвец.
— За что, Валерка? Ты же с восемнадцатого года...
— За преферанс, — ответил Валерка загробным голосом и выпил мой стакан.
— Ты играл в преферанс? — ужаснулась я.
В преферанс играли только представители чуждых классов. Самое меньшее — акцизные чиновники. Это было ужасное, чуждое, размагничивающее занятие. Я давно это знала, с детства. При царе в преферанс постоянно играли владельцы нашего завода и их приспешники.
Валерка, таким образом, стал как бы прихвостнем буржуазии.
— Играл, — сказал он с глубоким раскаянием в голосе, — с директором Эпштейном.
— А как же твоя жена? — сразу вспомнила я.
— Она, конечно, моментально ушла от меня. Она — женотделка.
«Вот оно! Я бы не ушла. Я бы до ЦКК добралась», — подумала я и спросила:
— А цекака?
— Написал. Пока не известно. — Валерка устало закрыл глаза.
— Уходи, Лелька, — сказал он неожиданно, — ко мне тут одна баба должна притопать.
Только этого не хватало!
— Ты окончательно разложился, Валерка, — сказала я и ушла.
Но этот день был нескончаем. Еще у дверей «Ампира» я услышала шум. В нашей квартире ругались. Последнее время это случалось часто и особенно меня не беспокоило. Дверь стояла открытой настежь, и до меня донесся визгливый Котькин голос. Странно, что раньше я не замечала, какой у него неприятный голос!
— Вы же — термидорианцы, типичные термидорианцы! — визжал Котька. — Гробовщики революции! Строите социализм? Где? В одном уезде? Ха-ха! В Богодухове? В Пирятине? В Кобеляках?
— Трепло мелкобуржуазное! Авантюрист! Провокатор! — Федька гремел по нарастающей. — Геть видсиля! — закончил он вдруг.
Мимо меня пролетели связки книг и Котькины кожаные брюки. Следом выскочил бомбой сам Котька и, дико посмотрев на меня, словно не узнав, ринулся вниз по лестнице, волоча за собой чемодан. Я вошла. Федя стоял посреди комнаты, закрыв лицо руками. За столом сидел мой дядя, немножко бледный, и барабанил пальцами по столу. Некоторое время мы все молчали.
— Что же это? — спросила я.
— Политическая борьба, — ответил дядя.
— Но мы ведь единомышленники. Зачем же так? — Я чуть не плакала.
— Поставь чайник, Лелька, — сказал дядя.
Потом мы втроем пили чай и долго говорили.
Дядя ушел от нас поздно и на прощанье поцеловал меня: он уезжал надолго. В Германию. Работать в нашем полпредстве.
Лямины приехали, и Жанна исправно сообщала нам о каждом их шаге. Увы! Все эти шаги были абсолютно невинны: посещение ресторанов, казино, танцы, попойки...
Правда, Жанна доставила нам крупную сумму фальшивых червонцев, привезенных Лямиными, но мы были так же далеки от раскрытия центра фальшивомонетчиков, как и раньше.
В Одессе никаких интересных связей Ляминых обнаружить не удалось. Одесский уголовный розыск считал, что в Одессе существует лишь перевалочная база, а делают деньги где-то в другом месте. Кто содержит эту базу? — Над этим в Одессе бились уже давно.
Лямины не собирались откровенничать с Жанной. Безусловно, многое знала Софья Яковлевна, но та умела держать язык за зубами.