Это было в пятом классе, во время каникул. Мальчик с глазами взрослого мужчины, точно такого же цвета, как у Ли, подъехал на мотоцикле к качелям, где Фейт сидела и читала книжку.

«Хочешь прокачу?» — спросил он её. «Нет», — ответила она и тут же уронила книжку и уселась на заднее сиденье. Они «гуляли» месяца два, строили планы на будущее, клялись друг другу в вечной любви, хотя проявления страсти ограничивались пока лишь робким поцелуем в губы. А потом умерла мама, и отец увёз Фейт. На секунду ей показалось, что Ли и есть тот самый мальчик, только теперь уже взрослый. Она судорожно пыталась вспомнить, как звали её первую любовь. Может, Ли?.. И вспомнила Фейт обо всем этом лишь потому, что колени у неё задрожали, как тогда, на площадке с качелями. И ещё потому, что мальчик произнёс те же самые слова, что и Ли, а солнце вот так же высветило синеву его глаз. И ей тогда показалось, что сердце вот-вот разорвётся. Как сейчас.

— Все нормально? — спросил Ли.

Чтобы не упасть, Фейт ухватилась за одну из ручек руля.

— И что же, они позволят вот так просто уехать на этой машине?

— Это заведение принадлежит моему брату. Мы с ним изобрели хороший предлог. Испытание машины в поездках на дальнее расстояние.

— Нет, просто уму непостижимо. — Как и тогда, в пятом классе, Фейт стояла в нерешительности, хотя знала, что сядет на этот мотоцикл.

— А какая у нас альтернатива, когда агенты висят на хвосте? Если вдуматься, в сравнении с этим поездка на такой красивой «хонде» — одно удовольствие. — С этими словами Ли опустил прозрачное «забрало» на шлеме таким решительным жестом, словно ставил точку в этом бессмысленном, по его мнению, споре.

Фейт натянула комбинезон, Ли помог ей застегнуть длинную молнию, а потом надеть шлем и застегнуть под подбородком так, чтобы не жало. Затем он погрузил сумки в просторный багажник, и Фейт уселась на сиденье за его спиной. Ли завёл мотор, позволил ему поработать с минуту и надавил на педаль газа. Машина так сильно рванула с места, что Фейт буквально вдавило в подушки заднего сиденья. Чтобы не потерять равновесия, она обхватила Ли обеими руками. И вот резвая и тяжёлая, весом восемьсот с лишним фунтов, машина выехала на автомагистраль Джеффа Дэвиса и направилась к югу.

Услышав прозвучавший прямо в ушах голос, Фейт едва не свалилась с сиденья.

— Успокойся, в шлемофонах установлены наушники радиосвязи, — произнёс голос Ли. Очевидно, он почувствовал, что Фейт испугалась. — Ты когда-нибудь добиралась на машине до своего загородного дома?

— Нет, только летала.

— Ладно, ничего. У меня есть карта. Поедем к югу по 95-му шоссе до Ричмонда. А там выедем на автомагистраль 64. Она и приведёт нас к Норфолку. Отсюда это кратчайший путь. Перекусим где-нибудь по дороге. Думаю, до наступления темноты доберёмся. Согласна?

Фейт кивнула:

— О'кей.

— А теперь откинься на спинку и постарайся расслабиться. Ты в надёжных руках.

Но вместо этого Фейт ещё плотнее прижалась к спине Ли, обхватила его за талию и держала крепко-крепко. Она погрузилась в воспоминания о тех божественных двух месяцах, которые пережила в пятом классе. Возможно, это знак свыше. Может, им действительно надо уехать далеко-далеко и никогда уже не возвращаться. Добраться до границы на берегу океана, взять напрокат лодку, доплыть на ней до какого-нибудь островка в Карибском море, туда, где не будет ни одной живой души, кроме них. Они построят там хижину, она научится вести хозяйство, готовить из кокосов или бананов, а Ли займётся охотой или рыбной ловлей. И каждую ночь они будут заниматься любовью в лунном свете. Она ещё плотнее прижалась к нему. Что ж, выглядит не так уж плохо. Пожалуй, слишком даже хорошо при данных обстоятельствах. Но только ничего этого, конечно, не будет.

— Ты меня слышишь, Фейт? — прозвучал в ушах голос Ли.

Она чувствовала запах его тела. Ей снова было двадцать, ветер трепал волосы, солнце приятно грело кожу, и самым величайшим на свете несчастьем казался не сданный вовремя экзамен. И вдруг Фейт представила, как они с Ли лежат обнажённые на песке под небом, кожа загорелая, волосы мокрые, ноги и руки переплетены. И ей страстно захотелось, чтобы сейчас на них не было плотных комбинезонов с толстыми молниями, чтобы они не мчались по твёрдому асфальтовому покрытию со скоростью шестьдесят миль в час.

— Да…

— Если думаешь, что тебе удастся ещё раз выкинуть со мной такой же номер, как в аэропорту, ошибаешься. Руки у меня крепкие, шею сверну. Поняла?

Она отстранилась от него, откинулась на кожаную спинку сиденья. Ей захотелось оказаться как можно дальше от него. От сияющего белого рыцаря с колдовскими синими глазами.

Довольно воспоминаний. Размечталась.

Дэнни Бьюканан стал свидетелем семейной сцены. Типичное для Вашингтона событие: официальный обед с целью сбора средств для очередного фонда в очередном отеле в центре города. Цыплёнок жилистый и холодный, вино дешёвое, споры жаркие, ставки запредельно высоки, запросы порой совершенно невозможные. Участники — очень богатые или влиятельные люди со связями или же малооплачиваемые чиновники от политики, напряжённо работавшие весь день напролёт и получавшие вознаграждение по вечерам, когда их приглашали на подобные сборища. Наряду с прочими политическими тяжеловесами должен был прибыть министр финансов; со времени его помолвки с известной голливудской звездой, охотно демонстрирующей развилку между грудями в низком вырезе платья, министр стал особенно популярен. И, как обычно, в последнюю минуту он получал приглашение на другую, не менее занимательную вечеринку, отчего вся его жизнь превращалась в бесконечную игру под названием «На чьей политической лужайке газон зеленее?». За ним посылали какую-нибудь мелкую сошку, стеснительного и нервного человечка, которого никто толком не знал, да и знать не хотел.

Сборище предоставляло ещё один шанс себя показать и на людей посмотреть, проверить, не нарушился ли порядок в определённой подгруппе политической иерархии. Большинство приглашённых даже не садились за стол, чтобы поесть. Просто заглядывали на минутку, соображали, что к чему, и мчались дальше, на очередное сборище. Слухи и сплетни наводняли комнату, как бурлящий весенний поток. Или же как кровь, хлещущая из открытой раны; это зависело от того, как посмотреть.

Сколько же подобных сборищ приходилось посещать Бьюканану за год? Был такой период в его жизни, когда и дня не проходило без мероприятий по сбору средств и основанию фондов, и он, не зная ни сна ни отдыха, на протяжении нескольких недель ходил на завтраки, ленчи, обеды и разного рода вечеринки. Вконец замотавшись, он порой попадал на совсем не те мероприятия. К примеру, вместо обеда в честь конгрессмена из Южной Дакоты мог оказаться на приёме в честь сенатора из Северной Дакоты. Однако после того, как Бьюканан занялся проблемами беднейших мира сего, таких казусов с ним уже не случалось, поскольку у него уже не было денег, чтобы раздавать их направо и налево на основание разных фондов. Однако Бьюканан хорошо понимал: одним сбором денег эти мероприятия не ограничиваются. Они предоставляли возможность оказывать влияние на политиков и заручаться их поддержкой. Всегда.