— Кажется, я не совсем понимаю, мистер Фландерс.

— Понимаете, я был там. Перед зданием суда, в тот самый день. Ну понимаете, когда там убили человека. Просто вышел посмотреть, что это за суета. Прожил там всю свою жизнь — и ничего даже близко похожего на этот спектакль, точно вам говорю.

— Это я прекрасно понимаю, — сухо произнес Фрэнк.

— Ну а я как раз купил новую видеокамеру — классная штука, с видоискателем и всеми прочими наворотами. Просто держишь, смотришь на экран и снимаешь. Отличное качество. Вот жена и сказала, чтобы я спустился вниз.

— Все это просто потрясающе, мистер Фландерс. Ну а цель всего этого? — Фрэнк вопросительно посмотрел на старика.

Судя по лицу Фландерса, до него наконец дошло.

— Ой, извините, лейтенант. Я стою перед вами и болтаю без умолку, есть у меня такая склонность, можете спросить у моей хозяйки… Уже год как на пенсии. На работе почти не говорил. Сборочный конвейер. А теперь люблю потрепать языком. И послушать. Провожу много времени в маленьком кафе на берегу. Кофе хороший, и булочки настоящие, не этот низкокалорийный мусор…

Сет начинал терять терпение.

— Так вот, — поспешно заговорил Фландерс, — я пришел сюда, чтобы показать вам вот это. Точнее, отдать. Конечно, я оставил себе копию.

Он протянул следователю пакет.

Развернув бумагу, Фрэнк увидел видеокассету.

Фландерс снял шляпу, обнажая лысину с пучками похожих на вату волос вокруг ушей.

— Снял очень хорошие кадры, как я и говорил, — возбужденно продолжал он. — Президента, и то, как застрелили этого беднягу. Все снял. Господи, точно. Понимаете, я следил за президентом. И попал прямо на фейерверк.

Фрэнк молча смотрел на старика.

— Все это здесь, лейтенант. Не знаю, будет ли вам из этого какой-либо толк… — Фландерс посмотрел на часы. — Так. Мне пора идти, а то я опоздаю на обед. Жена это не любит.

Он направился к выходу. Сет уставился на видеокассету.

— Да, лейтенант, и еще одно.

— Да?

— Если от моей съемки будет какой-нибудь толк, как вы думаете, когда о ней напишут, мою фамилию упомянут?

— Напишут о ней? — Фрэнк покачал головой.

— Ну да! — взволнованно подтвердил старик. — Понимаете, историки. Они назовут ее «кассетой Фландерса», как-нибудь так… Может быть, «видео Фландерса». Понимаете, как это бывало прежде…

— Как это бывало прежде? — Фрэнк устало потер виски.

— Ну да, лейтенант. Понимаете, как «пленка Запрудера» [29] с Кеннеди.

У Сета на лице наконец отразилось понимание.

— Я прослежу за тем, чтобы об этом узнали все, мистер Фландерс. Обязательно. Ваша фамилия войдет в историю.

— Вот и отлично. — Старик радостно потряс пальцем. — История — это мне нравится. Всего хорошего, лейтенант.

— Алан?

Ричмонд рассеянно махнул рукой, приглашая Рассел войти, после чего снова заглянул в лежащую перед ним тетрадь. Закончив, он закрыл тетрадь и посмотрел на главу своей администрации; его взгляд оставался непроницаемым.

Какое-то мгновение Рассел колебалась, нервно сплетая и расплетая пальцы и уставившись на ковер. Затем она торопливо прошла через комнату и скорее упала, чем села, в кресло.

— Даже не знаю, что тебе сказать, Алан. Я сознаю, что мое поведение, абсолютно неподобающее, невозможно оправдать. Могу только сказать, что на меня нашло затмение.

— Значит, ты не собираешься убеждать меня в том, что таким образом действовала в моих интересах? — Ричмонд вернулся в кресло, не отрывая взгляда от Рассел.

— Нет, не собираюсь. Я пришла, чтобы подать прошение об отставке.

— Похоже, я все-таки недооценил тебя, Глория. — Президент усмехнулся и, встав, подошел к столу и облокотился на него, лицом к Рассел. — Напротив, твое поведение было абсолютно подобающим. На твоем месте я поступил бы в точности так же.

Она подняла на него взгляд. На лице у нее отразилось изумление.

— Не пойми меня превратно, Глория; как и подобает лидеру, я жду от людей преданности. Однако при этом жду, что люди будут оставаться людьми, со всеми присущими им слабостями и инстинктом самосохранения. В конце концов, все мы по большому счету животные. Своего положения в жизни я добился, ни на минуту не выпуская из вида то обстоятельство, что самой важной персоной в мире являюсь я сам. В какой бы ситуации я ни оказывался, какие бы препятствия передо мной ни возникали, я никогда, никогда не терял из вида этот простой трюизм. И твой поступок в ту ночь показывает, что ты также разделяешь это убеждение.

— Ты догадался, что я собиралась сделать?

— Разумеется, Глория. Я не виню тебя в том, что ты воспользовалась ситуацией, дабы постараться выжать из нее максимальную выгоду. Господи, да это же фундамент, на котором зиждется вся наша страна и этот город в частности!

— Но когда Бёртон рассказал тебе…

Ричмонд поднял руку, останавливая ее.

— Должен признать, в тот вечер я испытал определенные чувства. Из которых на первом месте, пожалуй, стояло ощущение, что меня предали. Но затем я пришел к заключению, что на самом деле ты проявила силу характера, а не слабость.