— Не преувеличивай, комиссар, Гудериана не мы одни громили. Туляки его задержали, Болдин и Захаркин его силы перемалывали.

— А кто его назад повернул, кто танкистов по сугробам двести километров гнал?! Кто Гудериану хребет сломал? Ведь он от Белёва к Орлу с жалкими остатками отошел. Повезло ему — выскользнул из-под нашего удара, а то совсем доконали бы… О себе, командир, ты как хочешь думай, а заслуги корпуса не умаляй, — закончил Щелаковский.

Павел Алексеевич улыбнулся. Вообще это похоже на парадокс, но факт остается фактом: прославленному немецкому танкисту больше всего досталось от конницы.

19

Гвардейцы не смогли с ходу взять город Мосальск, мешавший продвижению корпуса. У фашистов было много артиллерии и минометов. Едва спешенные кавалеристы поднимались в атаку, враг сметал их ураганным огнем. А подавить огневые точки противника было нечем. Кончились боеприпасы.

Павел Алексеевич сам наблюдал за боем 160-го Камышинского полка. Гвардейцы шли по целине, увязая в снегу. Шли без выстрелов, как в психическую атаку.

Перед цепью шагал командир — Аркадий Князев. Сначала размахивал шашкой — она сверкала при свете луны. Потом, наверное, устал и пошел просто так.

Немецкие снаряды оставляли на поле черные круги. Мины взвихривали снег. Однотонно и спокойно трещали немецкие пулеметы, издали расстреливая наступающих. А цепь все шла и шла: молча, обреченно, упорно. И оставались на снегу неподвижные темные бугорки.

Аркадий Князев выполнил боевой приказ. Полк залег, передохнул, а потом броском ворвался на окраину города, Но продержался недолго. Немецкие автоматчики смело шли на сближение, хлеща свинцовыми струями. А гвардейцы пятились вдоль дороги под прикрытием единственного пулемета.

Автоматчики уничтожили бы полк на снежной равнине. Но гвардеец-пулеметчик работал виртуозно. Бил с тачанки короткими очередями, экономя патроны. Срезал фашистов, поднимавшихся в рост, вжимал в сугробы, не давая вести прицельный огонь.

Гитлеровцы перестреляли коней, тачанка перекосилась от взрыва мины, но боец все строчил и строчил. Отойти ему было уже нельзя, потому что немцы обтекли его и справа и слева.

Прозвучала последняя очередь. Кончились патроны. Фашисты двинулись к пулеметчику не таясь. Боец спрыгнул с тачанки и взмахнул гранатой. Наверно, это была большая противотанковая граната. Блеснуло яркое пламя разрыва…

Давно известно, что полководец не имеет права давать волю эмоциям. Он обязан рассуждать объективно и хладнокровно. Все это правильно в теории. Но о чем бы ни думал Павел Алексеевич после атаки Камышинского полка, мысли его возвращались к бугоркам трупов, испятнавшим снежное поле, к пулеметчику, расстрелявшему последний запас патронов.

Назойливо всплывали слова из захваченной недавно памятки немецкого офицера: «Победа достается в бою кровью и железом. Первое надлежит экономить за счет второго». Истина старая, только сформулирована очень четко.

Конечно, легко фашистам экономить кровь, когда за спиной промышленность всей Европы. Но и генерал Белов не допустит, чтобы напрасно гибли его бойцы. Он строго взыскивал с комсостава за потери, требовал, чтобы победу добывали прежде всего мыслью, головой, а не жизнями. Наверно, в этом одна из причин того, что его корпус остался в числе немногих соединений, сохранившихся с начала войны. Мосальск — не последний город на его пути. Хотя ответственность за остановку наступления ляжет на плечи генерала, он не будет гнать людей в атаку без патронов, без артиллерийской поддержки.

Так он и сказал Щелаковскому. Комиссар и начальник штаба поддержали его решение. Штурм Мосальска был прекращен.

20

Комиссия, срочно отправленная из штаба Западного фронта к Белову, добралась до места не сразу. Полковник, два подполковника и три майора выехали из Тулы на автомашине, но дотянули на ней только до Крапивны. Машина застряла в глубоком овраге. Дальше, до Одоева, ехали на санях вместе с обозниками. А за Одоевом — еще хуже. До Николо-Гастуни дорога была заметена снегом. Население боролось с заносами. Пока расчищали один участок, вьюга перевивала сугробами другой.

Сорок километров члены комиссии шли пешком. Своими глазами видели сотни застрявших грузовиков, санитарные машины и танки. Видели, как измученные, обмороженные шоферы метр за метром пробивают дорогу на запад.

В Николо-Гастуни комиссию ожидали коноводы с лошадьми, высланные Грецовым. Утром 6 января комиссия прибыла наконец в Подкопаево. Продрогшие офицеры были голодны и небриты. Им отвели одну из уцелевших изб, чистую и теплую. Но едва успели они расположиться, как в селе поднялась стрельба, начали рваться снаряды, взревели моторы.