Отметил, что Ольга Николаевна вновь перешла на ты. Я уже успел изучить, что это хороший знак.

— Матушка, а как же так получилось, что Брюс браслеты делал? И для чего? Понимаю, что это не украшение.

— Не украшение, — грустно подтвердила великая княгиня. — Это оберег. Его Яков Вилимович сделал для своего друга и государя — Петра Алексеевича. Брюс не зря числился чернокнижником и колдуном. Это оберег должен был защитить государя от яда, от болезней. Но Петр Алексеевич был просвещенным правителем, в обереги не верил, чертей не боялся. Когда генерал Брюс ему этот браслет принес, то государь рассмеялся, похлопал Якова Вилимовича по плечу и сказал — мол, он не баба, чтобы золотые цацки носить, а во всякую чушь с суевериями он не верит. Поблагодарил, конечно, приказал за службу деревенькой одарить, а браслет в какой-то сундук засунул. Потом, когда государя отравили, он умирал в страшных муках, сто раз пожалел, что браслет не нацепил, но поздно было.

— А разве Петра Великого отравили? — удивился я.

Насколько помню, официальная версия смерти Петра Первого — почечнокаменная болезнь, уремия, а ещё простудное заболевание, появившееся после того, как он кинулся спасать тонущих солдат. Конечно, слышал я и другие версии смерти. Например — сифилис. Но смерть от сифилиса уже не доказать, ни опровергнуть невозможно. А вот отравление? Кстати, я бы в это поверил. Уж слишком многим Петр Алексеевич наступил на мозоли. И, не просто наступил, а отдавил, включая и лапы, и хвосты.

— Петра Великого отравили, — твердо подтвердила матушка. — Если не верите, зайдите в императорский архив, вам там покажут все подтверждающие документы. Доктора в те времена были не настолько осведомлены в медицинских науках, чем сейчас, но даже они определили, что Петр Алексеевич отравлен. Да, ртуть и мышьяк использовался как лекарство, накопление этих веществ в организме приводит к смерти, но есть и другие яды. Единственное, что не установлено точно — кто виноват? Не то Англия, не то Франция. И те, и другие испугались, что с выходом на Балтику Россия стала сильнее. Да и экономика Англии и Франции пострадала.

Вот про это я помнил. После того, как преодолев Смуту мы лишились выхода в Балтийское море, единственным «окном» в Европу остался Архангельск, а внешняя торговля России оказалась в руках европейцев. Доходы они получали неплохие. Англия доплачивала Швеции около миллиона талеров в год только за то, что шведы не пускают русских к Балтийскому морю. Для Швеции все закончилось печально, но Англия, лишившись прибыли, ничего не забыла. А если бы Петр к Черному морю подобрался, как и хотел? Или Каспийское море полностью под себя подмял? Неизвестно, что бы случилось, проживи император еще десять лет.

— А почему не опубликованы результаты расследования? — поинтересовался я.

— А кто бы стал публиковать? После смерти Петра такая чехарда пошла, что не до выяснения истины было. Меньшиков, вроде бы, хотел все обнародовать, но не успел, попал в опалу, да в ссылке умер. А дальше, что называется — «великий политик». И с Францией надо дружить, и с Англией. Елизавету Петровну французы на престол возводили, потом, правда, жалели об этом, но она добро помнила. Александра Павловича англичане на трон возводили. А потом, спустя годы, уже и смешно трясти какими-то пожелтевшими бумагами старых врачей. Англичане оттопырят губу, скажут — мол, шокинг, как всегда — «русский вранье, верить не есть можно», французы вообще пожмут плечиками, заявят — дескать, врачи у Петра Великого сплошные немцы, а немцы, как водится, французов не любят.

Любопытно. Нужно обязательно выкроить время и зайти в императорский архив. Может, старые документы и послужат для чего-то нового? Как знать.

— Матушка, а как этот оберег у вас оказался? — спросил я.

— Не у меня, а у покойного батюшки. Накануне празднования трехсотлетия со дня основания града Петрова в кунсткамере ревизию проводили, там браслет и обнаружили. А про этот оберег мы знали, но считали семейной легендой. Батюшка, царствие ему небесное, поначалу тоже в силу оберега не поверил, но когда заболел, то на руку браслет надел. Сам понимаешь, когда такая болезнь, то всему будешь рад, за любую соломинку схватишься.

Я кивнул. Про онкологию знал не понаслышке. Отец умер на моих глазах. И мы, тоже, за что только не хватались, но все оказалось безуспешно.

— А как его снять? — поинтересовался я, разглядывая собственную руку, где никакого браслета не было.

— Дотронься до оберега правой рукой, — подсказала великая княгиня.

Я послушно потрогал запястье и, к моему удивлению, браслет снова появился.

— Если хочешь, то можешь его снять, — сказала Ольга Николаевна. — Никто тебя не заставит носить оберег постоянно. Но мой тебе совет, сынок — носи, не снимай. Тяжелый, но ты к нему привыкнешь. Зато теперь тебе ни яды, ни болезни не страшны. Правда вот от пули, да от бомбы он тебя не спасет.

— Подождите… но как же так получилось, что государь все равно умер?

— Батюшка решил, что пришел его срок. Что он и так взял от природы, и от Господа Бога больше того, что он должен был взять. Потому, два года назад он и снял оберег Брюса.

— А он не пытался с помощью оберега спасти жизнь своего сына?

— Как не пытался? — горько вздохнула матушка. — Я помню, как батюшка горевал, когда Алешенька болел. Чего он только не делал! Даже этого, мужика Сибирского, Гришку во двор ввел, когда тот царевича на ноги поставить пообещал. Но Гришка, хотя кое-каким даром владел, шельмой оказался — деньги огромные взял, а сам сбежал. Слышала — повесился Распутин.