Шрифт:
Паломник, в ужасе от страшной смерти, хватал ртом воздух, пытаясь что-то сказать. Варвар с размаху пнул его в пах носком сапога, и направился к трупу.
Эфит поправил на себе одежды и с довольным видом вышел наружу. У расщелины его нагнал злой северянин и прижал ветерана к скале.
— Ты! Испортил шкуру… эта башка теперь ни на что не годится!
— Спокойнее, друг мой, — Эфит легким движением положил руки на плечи Варвара. — Разве такой трусливый и презренный зверь заслуживает того, что стать трофеем столь славного и могучего воина?
Железнобокий задумался и отпустил стража.
— Уродливой головешке не место среди твоих трофеев, — продолжал ветеран. — Я видел коллекцию голов у шатра. Это несомненно вызывает восхищение.
— А что делать с этой? — Варвар поднял перед собой обгоревшую голову огра.
— Сдай ее Нахиору. Уверен, он отблагодарит монетой, — Эфит приобнял собеседника за плечо. — Идем, обсудим наше сотрудничество, — страж с хитрой улыбкой поглядывал на ящера, что отдыхал в теньке, но пока что оставил этот козырь в рукаве.
Глава VII. Суд
— Надо на пятках попрыгать, говорят, что помогает, — посмеивался Калдор, глядя как Ослябя корчится от боли.
Волшебник ворошил посохом пепел, оставшийся после сожженного свитка Эфита.
— Вре-е-е-т! Лже-е-е-ц! — прогорланил ворон, сидя на плече хозяина.
— Да знаю я! Умник, — раздраженно ответил Брюзгливый. — Не уж то и правда… впитывает энергию… хм… — Эразм поглаживал бороду в раздумьях. — Вот он удивится, когда попадет в Сулифу, — лорд улыбнулся, глядя на ворона.
— Это вы о чем? — дрессировщик подошел к волшебнику, закрывая крышку бурдюка.
— Ты набрал жидкость из бочки? — повернулся Эразм.
— Ну да. Это вроде какой-то огрский спирт или брага.
— Не хочу знать для чего тебе эта бурда, — Брюзгливый обогнул собеседника и направился к выходу.
— Милорд! — окрикнул его сидящий на камне Ослябя. — Подождите, милорд.
Волшебник нехотя остановился, тяжело вздохнул и поплелся к паломнику.
Орк тем временем очухался, попинал труп огра, заглянул в перевернутый котел и, выловив оттуда покусанную баранью ногу, поспешил за ушедшим северянином. Дрессировщик в свою очередь, обшарив все, охладел к локации и оставил волшебника и паломника одних.
— Я должен похоронить того воина, — Ослябя с горечью в голосе указал на подвешенный труп, — ну и Видли тоже.
— Сдурел?! Для этого здоровенного мешка нужно котлован рыть, а у тебя даже лопаты нет.
— Я камнями заложу.
— Ладно, а я пока почитаю. Снаружи есть удобное местечко…
— Дедушка… скажи… что делать, если зло сильнее? Как его одолеть?
— Хм… — Эразм погладил бороду и примостился рядышком с паломником на камень. — А что для тебя одолеть зло? Убийство?
— А как еще… — Ослябя смутился. — Получается.
— Так разве убийство, само по себе не является злом? Пусть даже ради избавления мира от чего-то страшного и омерзительного. Убийство злого человека не означает победу над темными силами, которые им движут. Скорее наоборот. Загубив живую душу, отправив ее в Преисподнюю, ты никак не излечишь ее. Она уже не сможет обратиться к добру, навсегда погрязнув во зле, которое ты пытаешься искоренить, — Эразм снисходительно улыбнулся. — Болел ли ты когда-нибудь?
— Да… бывало… мамка меня в бане отпаривала, да настойками на травках отпаивала.
— Ну вот. Она излечивала скверну, что одолевала твое тело. Справилась с ней, позволив тебе творить добро в дальнейшем. Так же и тут.
— Так что же? — Ослябя почесал затылок. — Раз убить нельзя, то запугать надо? Ну, чтобы, стало быть, желание отбить к злу-то.
— Запугать злого человека, чтобы тот не совершал зла — не сработает. Так ты только создашь раба, забитого и запуганного, но по-прежнему злого и жестокого. Представь, что случится, когда он снова обретет свободу.
Ослябя и до этого разговора смутно понимал, что его физическая сила мало помогает делу добра. Но, в силу отсутствия образования, представлений о жизни вне полей и хлевов, не находил нужных слов, чтобы связать собственные мысли.
— Что же мне делать, дедушка? — паломник с надеждой смотрел на волшебника.
— Вот слушай. Зло, по сути своей, ничтожно. Оно всего лишь тень на душе человеческой, отброшенная каким-то несчастным недоразумением. Сложись судьба человека иначе, попади он ребенком в другую семью, или не попади в дурную компанию, его душа могла бы сформироваться чистой, как капля горной воды. Зло — всего лишь скверна. А любую скверну, рано или поздно, удается излечить.
Парень понял, чего ему не хватало. Не хватало слов. Вот окажись он красноречивее и умнее, то смог бы облечь в правильные слова глубокую убежденность в торжестве дела добра. Тогда, убедил бы Варвара пощадить огра, смог бы отговорить насильников нападать на женщин, а заклинателя змей и Шахриет наставил бы на путь избавления от злобы. Вот злу и пришел бы конец.