Еще до конца репетиции Лёка сбежала – нужно было торопиться домой, чтобы мама не разволновалась. Лёка шла быстро, прижав ручонки к груди, она очень боялась случайно споткнуться и расплескать тот восторг, который она уносила с собой. Лёке казалось, что она теперь никогда не сможет смотреть на людей по-прежнему. Она вглядывалась в лица прохожих и мысленно вопрошала их «Может, и ты тоже?! Ты тоже можешь делать что-то такое?!»

Лёка не сразу услышала, как бренчит ее телефон и трубку взяла тоже не сразу.

– Оля, блин, ты где?

Звонила Женька. На фоне хихикали девчонки, раздавались голоса парней.

– Что не так? – испуганно спросила Лёка и зачем-то на самом деле посмотрела на свои руки, словно ее могли уличить в краже.

– С чего ты взяла, что что-то не так?

– Ну, ты мне звонишь, хотя у вас там весело. Значит, я что-то сделала. Что-то не так.

– А если мне весело это значит, что я не могу вспомнить о тебе и заметить твое отсутствие?

– Э-м, – Лёка вообще запуталась. Ей почему-то становилось мучительно стыдно. – Извини.

– Оля блин!

– Да что? Прости, ну прости, Жень, пожалуйста, мне домой надо, мама же, уже темнеет почти, извини…

– Оль, я те че говорила? Не смей постоянно извиняться. Причем даже не узнав, чего от тебя вообще хотели. Кстати, и первым заметил, что тебя нет именно Юрка. А потом я ему сказала, что это он с тобой болтал с моего аккаунта. Теперь твой личный номер очень просит. Я дам?

Лёка охнула и боком вмазалась в забор.

– Ж-жень, так Юра… Это ж… Это твой же… Ну, гитарист же, да же?..

– Че это он мой? У меня парень ваще-то есть, а с ребятами я просто так из интереса заообщалась. Тебе же тоже понравилось, Лёль, правда ведь?

Лёка активно закивала. Говорить еще было тяжеловато.

– Ну, чего насчет номера-то? Дам?

– Ни в коем случае! Жень, ты че, это ж я, а он старше, он вообще такой… А это я…

– Это ты. – Женькин голос как всегда заземлял, протыкал, как иголочка шарик Лёкину панику. – И ты ему понравилась. Ладно, пока давать не буду. Созреешь, сама дашь. Мне кажется, он прям хороший. Правда.

Маме Лёка про репетицию ничего не сказала. Держать в себе такую тайну было едва выносимо, но Лёка знала, что мама наверняка надумает себе всякого и разволнуется до очередной мигрени.

Женька заявилась к Лёке прямо с утра и показала видео с репетиции.

– Танька сняла, глянь.

Лёка увидела играющих ребят, девчонок, хохочущих, шепчущихся между собой, периодически в их руках загорались экраны телефонов, а потом тухли. Музыка на видео вышла совсем не такой, как вживую, а словно просеянной через металлическое сито – остались только низкие крупные звуки, никакой гармонии.

– Да ты смотришь или нет?! – возмутилась Женька. – Вот, вот, вот эти четыре секунды.

Увидев себя, Лёка смутилась. Она сидела, вытаращась, приоткрыв рот, даже пальцами в воздухе перебирала. Ужас.

– Ой, какая я идиотская…

– Оль, а внимательнее?! Если чуток градус самоненависти убавить, может, еще че заметнее станет, а? Вот, вот! Как он на тебя смотрит! Он весь вечер так, ну! А тут на видео прям попало! Видишь?!

Если бы Женька не показала, Лёка бы действительно не увидела. Но там был просто мимолетный взгляд наискосок, ничего такого… Лёке до ужаса хотелось, чтобы этот Юра не успел заметить ее тупорылого выражения лица… Эх, зачем, зачем девчонки сняли ее на видео… Позор…

Женька отвесила Лёке легкий подзатыльник.

– А ну хватит загоняться. По глазам вижу. Пойдем, буду у мамы твоей тебя на ночевку отпрашивать.

Лёка вся аж заискрилась от радости. Если бы она просилась сама, мама бы в жизни ее не пустила. Но Женька совсем другое дело. Ей с порога все доверяли, даже взрослые. Тем более Лёка еще ни разу не была у Женьки дома. Да и вообще Лёка еще ни разу не была на ночевках, а впечатлений о них из подростковых комедий набралась. Хотелось хоть разок что-то такое испробовать самой.

Мама сдалась только после того, как позвонила Женькиной маме, и та ее уверила, что всю ночь будет дома и будет все контролировать.

В магазине Лёка и Женька закупились, конечно, чипсами и газировкой, но взяли еще и теста для пиццы, сыра и колбасы. Решили, что нужно что-то приготовить и нормально питаться.

Женькин дом оказался до последней дверной ручки, до последней напольной плиточки и до последней табуретки отражением Женьки. Каким-то по – правильному строгим и невозможно свободным. В доме было два этажа, и весь второй этаж – впрочем, на нем было-то всего две жилых комнатки – мама отдала Женьке в личное пользование.