Шрифт:
От переутомления он похудел и осунулся. По ночам, чтобы не заснуть, он много курил. Лицо его стало желтым, и под глазами были мешки. Днем требовалась вся его выдержка, чтобы никто не заметил усталости.
За две недели до экзаменов Коршунова вызвали в Управление на совещание командиров частей округа. Первые дни Кузнецов был так занят, что не мог поговорить с Коршуновым. Только на четвертый день после совещания Кузнецов задержал Коршунова в своем кабинете. Коршунов боялся этого разговора, потому что знал, что Кузнецов обязательно спросит, готов ли он, Коршунов, к экзаменам.
Пока Кузнецов подписывал срочные бумаги и разговаривал с секретарем, Коршунов сидел на диване, курил и мучительно думал, как ему быть. Он так ничего и не придумал, когда Кузнецов встал из-за стола и подошел к нему.
– У тебя усталый вид, Александр. Ты здоров?
– Здоров, товарищ начальник.
– В чем же дело? Правду говори.
– Правда, все в порядке. К экзаменам готовился.
– Ну, и подготовился?
Коршунов молчал.
– Так как же? Готов ты к экзаменам?
– Честно говоря, не очень, товарищ начальник. Наверное не могу сказать, но, конечно...
– Программа большая. Я просматривал перед тем как послать тебе. Это верно.
– Попытаюсь, Андрей Александрович...
– Нет, не попытаешься, Шурка. Путевки нам не дали в этом году.
– Как, Андрей Александрович?
– Да вот уж так, что не дали. Только несколько дней тому назад я узнал об этом. Не вышло по разверстке. Дальневосточники отхватили наше место.
Чтобы скрыть волнение, Коршунов выбил трубку, снова набил ее и долго раскуривал. Он не видел, как Кузнецов искоса смотрел на него и ласково улыбался.
– Ты, Шурка, наверное, огорчился, а я, по правде говоря, рад. Не хочется мне тебя отпускать. Поработаем вместе еще лет пять. Ладно, Коршунов? Ты ведь молодой, успеешь учиться, все успеешь. У тебя еще много, много времени, Шурка. Мне хуже. Я куда ближе к концу. Я ведь чуть не вдвое тебя старше, Шурка.
Коршунов молчал.
– Из крепости твоей я тебя возьму. Ты мне нужен на участке десятой комендатуры. Дело в том, что там снова активизируется шайка Джамбая. Помнишь, упустили мы Джамбая за кордон? Он поднакопил силы, да и помогли ему. Человек он, правда, способный. Им на него стоит тратиться. Так вот, Коршунов, хочешь вместо Академии померяться силами с Джамбаем?
– Хочу, товарищ начальник. Конечно, хочу!
10
Разговор об Академии возобновился через год.
Весь этот год Коршунов занимался так же упорно, как те три месяца, когда он готовился к экзамену.
Десятая комендатура была ближе к городу, и Кузнецов часто вызывал Коршунова. Каждым своим приездом Коршунов пользовался для того, чтобы побывать в библиотеках, обменять книги и достать нужные учебники.
Занимаясь диалектическим материализмом, Коршунов увлекся философией. В городе был комвуз, и Коршунов поступил на философский факультет. Его приняли экстерном на ускоренный курс, и профессора поражались его способностям.
Коршунов близко сошелся с одним из профессоров - профессором диамата Николаем Степановичем Глобовым.
Старый большевик, Глобов был знающим и культурным человеком. До революции он несколько лет прожил в эмиграции и был в ссылке, и в тюрьме, и на каторге. Он мог бы вести большую работу в центре, но каторга подорвала его здоровье. Глобов был почти инвалидом, и врачи послали его на юг.
Как только здоровье его немного улучшилось, он стал добиваться работы. Он не привык к безделью и без работы не мог жить.
Его послали в комвуз.
Молчаливый молодой пограничник сразу понравился Глобову. Они познакомились и подружились.
Коршунов приходил домой к Глобову, и Николай Степанович помогал ему. Часто по вечерам, кончив занятия, Николай Степанович рассказывал Коршунову о загранице, подпольной работе, о тюрьме и ссылке. Коршунов слушал молча.
Иногда разговор заходил о литературе, и Николай Степанович удивлялся самостоятельности и определенности суждений Коршунова.
О книгах они много спорили, причем Глобов увлекался, кричал и горячился, а Коршунов говорил спокойно и неторопливо, и часто под конец спора Глобов соглашался с Коршуновым.
Чтение книг, занятия в комвузе и дружба с Глобовым так вошли в жизнь Коршунова, что иногда ему казалось странным, как он мог обходиться без всего этого раньше.
А жизнь на границе шла по-прежнему, и Коршунов командовал пограничным отрядом, и были схватки с басмачами, и пограничники задерживали шпионов на границе и контрабанду, и красноармейцы учились в армии.
Коршунов сильно уставал и прожил этот год напряженно. Занятия по ночам лишали его отдыха, но он чувствовал, что живет так, как нужно, и был счастлив.