Прогулочные дворики ИК-6

На производство мы не идем — направляемся в медчасть, где смотрим журнал травматизма. Вызываем несколько человек, которые недавно получили травмы. Один из них рассказывает, как пилой отпилил себе фалангу пальца. По словам другого, несколько дней назад его избили в каптерке «активисты». Когда он утром заявил об этом оперативнику, тот решил «дать добавки» — в результате, вероятно, сломал ребра (его отвели на рентген, с результатами не ознакомили до сих пор, жалуется на сильные боли).

— Оперативник сказал, чтобы я говорил, что сам упал. Мне дешевле так и говорить, иначе убьют. Я тут ни на что права не имею. Это третья колония, куда я попал. Такой жестокости нигде больше не видел.

Потом еще несколько человек дают понять, что травмы, полученные от избиений сотрудниками и «активистами», проходят по документам как травмы от падений или в простой драке.

Осужденные, которых мы просим привести, отказываются говорить в присутствии администрации и даже местных правозащитников.

«Я расскажу только "президентской комиссии", только вам троим», — это мы слышали не раз. Под гарантии, что после разговора будут помещены в безопасное место, начинают рассказ.

— Пытки тут применяются на разных стадиях, начиная от так называемой приемки, — говорит осужденный с застывшими глазами. — По приезде сюда меня встречал сам начальник колонии. Он назвал имя вора в законе, который якобы передавал привет. Потом меня били. После избиений сотрудники взяли меня за руки и за ноги и окунали головой в таз, где были человеческие испражнения. Один из сотрудников ставил ногу на спину, чтобы я глотал фекалии. После я пытался покончить с собой…

Пытки происходили, по его словам, неоднократно. Вот только некоторые эпизоды, о которых он рассказал: гениталии смазали жгучим гелем, лили на них кипяток, привязывали к столу и т. д.

— «Активисты» (называет имена) снимали трусы, угрожали изнасилованием. Говорили, что привяжут к животу крысу, чтобы она прогрызла внутренности.

— Вы в это верили?

— Конечно. Все эти угрозы я воспринимал как реальные.

— Они надо мной издевались, «опустили», — плачет другой осужденный. — Начальник отряда требует, чтобы я представлялся Жанной Агузаровой. Он меня бьет. Я должен целовать ему подошвы ботинок. Спасите, они меня теперь убьют за то, что я вам все это рассказываю…

— Вот этот «активист» (называет имя), — рассказывает третий осужденный, — раздвигает тем, кого хотят «опустить», ягодицы, а этот (называет имя) делает страшные вещи.

— Бьют практически с первого дня, — говорит очередной осужденный (что важно, его показания фиксирует областной прокурор, который был во время проверки СПЧ в колонии). — Я подвергался самым разным пыткам.

Чтобы не травмировать читателя, опустим все детали. Этот осужденный заявляет, что сотрудники колонии, опасаясь последствий, теперь заставляют его и других пострадавших отказываться от встреч с защитниками. Взамен якобы гарантируют больше не бить. Этим гарантиям некоторые верят. Вот, к примеру, слова заключенного М.:

— Я решил ничего не говорить вам. Было и было. Мне год остался сидеть. В последнее время не трогают — и обещали, что так и дальше будет, если я с вами не буду откровенничать.

Фамилию этого осужденного нам назвал другой уголовник. По его словам, он был свидетелем страшных издевательств над М. Но это право выбора человека: просто забыть все страшное, через что прошел. Также право и других — добиться справедливого разбирательства по каждому перенесенному эпизоду мучений.

Творчество осужденных, отбывающих наказание в колонии «Черный дятел» (фото: ФСИН)

Про пытки тазом с экскрементами, про обливание мочой, про насилие различными инородными предметами, про связывание скотчем, про надевание «шлема» на голову, про кормление фекалиями рассказали еще несколько осужденных. Все они из разных отрядов, в том числе отряда со строгими условиями, где содержатся нарушители. Их рассказы совпадают во многих деталях. Во время повествования осужденные плакали, тряслись — было видно, что они боятся, воспоминания о пытках вызывают у них боль. Никто из них не был похож на фантазера. Осужденные называли одни и те же фамилии сотрудников ИК и «активистов», которые применяли по отношению к ним насилие.

Одновременно три члена СПЧ, эксперты в тюремной теме — Андрей Бабушкин, Игорь Каляпин и я, — приходим к выводу: есть основания полагать, что в колонии систематически практикуются пытки.

Нам очень важно составить психологический портрет «активистов» — осужденных, которые мучают других по заданию администрации. И вот мы с ними общаемся.

«Активист» 1 (его называют главным «прессовщиком»). Огромный накачанный парень, оказавшийся за решеткой по 132-й статье («Насильственные действия сексуального характера»). Семьи нет, дома никто не ждет. Срок до 2033 года. Из разговора с ним понятно, что ему терять нечего.